Логово

Он опять выиграл. Опять прошел по лезвию ножа, не упав и не порезавшись. Теперь главное — не пороть горячку. Использовать попавший в руки козырь с максимальной эффективностью.

Потому что этот шанс — последний. Теперь уж точно последний. На протяжении пятнадцати лет существования «проекта W» Генералу самому не раз приходилось сбрасывать балласт за борт. Избавляться от людей, выработавших свой ресурс, невзирая ни на какие былые заслуги. И он хорошо понимал, что пришла его очередь покинуть лодку. Счет идет даже не на месяцы — в лучшем случае на недели. Перехватить еще две-три нити управления, перевербовать еще двух-трех людей — и все. Детали не так уж важны. Какая разница: погибнуть в автокатастрофе или скоропостижно скончаться от чего-либо сердечно-сосудистого?

Разговор, превративший сомнения Генерала в уверенность, состоялся две недели назад, до ЧП в Логове. Разговор с двумя людьми в Конторе, сидевшими выше его и знавшими, чем занимается Лаборатория. Знавшими, разумеется, неофициально. Визирующими липовые планы и отчеты по относительно безобидным исследованиям, но всегда готовыми принять участие в дележе дивидендов, кои должна была принести главная, скрытая от всех тема.

Беседа — а по сути своей ежемесячный доклад — протекала стандартно. Генерал доложил, что в мелкосерийное производство запущены три препарата с такими-то и такими-то свойствами, результаты весьма обнадеживающие, но сертификацию в Минздраве пройти затруднительно, поскольку невозможно предоставить и технологию изготовления, и, самое главное, исходное сырьё, поэтому распространение пойдет полулегальными каналами, через структуры многоуровневой торговли — той самой, что осчастливливает страждущих гербалайфом, чудодейственными магнитными стельками и мундштуками «Друг курильщика»…

Генерал рапортовал бодрым тоном, но и он сам, и его собеседники понимали: все эти достигнутые результатики — капля в море, не окупающая и тысячной доли вложенных средств.

Главная задача — препараты, исцеляющие неизлечимые болезни и смертельные раны — казалась близкой к завершению. Вот уже десять лет — казалась. Так кажется близким колеблющийся над утренним полем туман — вот он, рядом, в каких-то тридцати шагах, а пройди их — и белые хлопья вновь колышутся перед тобой на том же расстоянии…

Разговор шел как обычно, но завершился на неожиданной ноте. У Генерала спросили прямо: не устал ли он со всем этим возиться? Вникать во все мелочи и разбираться со всеми проблемами? Никто, упаси боже, не говорит об уходе на покой, его бесценный опыт еще не раз пригодится, но есть мнение, что Генералу стоило бы передать нити оперативного управления более молодым заместителям, а самому заняться общим руководством…

Сослагательное по форме, это предложение на деле было недвусмысленным приказом.

И Генерал понял — всё. Конец. Дальнейшее — вопрос времени.

Спасти его могло чудо. Удача, которая вдруг свалится в руки. И она свалилась.

Теперь главное — не упустить. Чужих глаз, внимательно наблюдающих за ним — а теперь втройне внимательно — хватает. И Генерал сдержал порыв немедленно отозвать Эскулапа из командировки и приказать ему сейчас же заняться уникальным объектом. Ни к чему давать повод для домыслов. Пусть все идет своим чередом. Три-четыре дня уже ничего не решат…

Ей не везло, никогда и ни в чем, — с самого детства.

Наташа привыкла к тому, что бутерброд всегда падал маслом вниз, что автобус всегда уходил из-под носа, что на экзаменах она всегда вытягивала единственный невыученный билет. И к тому, что начиная с десятого класса влюблялась в мужчин себя старше, и обычно женатых, игнорировавших смешную веснушчатую девчонку, — тоже привыкла.

Она не сдавалась и не опускала руки, даже шутила, что на конкурсе невезучих займет лишь второе место — именно вследствие своей редкостной невезучести. И всегда рассчитывала свои действия, исходя из наихудшего из возможных вариантов. Принимала отсутствие удачи как постулат, как начальное жизненное условие, бороться с которым можно лишь терпением и настойчивостью.

Но сегодняшний день побил все рекорды невезения. Помогла, называется… Спасла. Выручила. Заманила, буквально за рукав притащила в волчью пасть — и сама угодила туда же.

Ей хотелось выть и рыдать, но она не могла — рот затыкал кляп, и не какая-нибудь подвернувшаяся под руку тряпка, но нечто, именно для этого и предназначенное, резиново-упругое, с приделанными завязками, сходящимися сзади, на шее, и их там не завязали, а застегнули с легким щелчком.

Она полулежала на чем-то жестком, руки и ноги были связаны. Она пыталась что-то сделать, в памяти нечто такое смутно брезжило, прорывалось сквозь испуг — что можно ослабить и даже сбросить путы, полностью расслабив мышцы. Но результатом всех усилий — отчаянных и не слишком осмысленных — стала лишь фраза одного из похитителей, короткая и равнодушная:

— Будешь елозить — зажму нос. Бельевой прищепкой.