Сидевший с другой стороны молчал. Придерживал ее, когда машина тормозила и поворачивала, и норовил при этом, словно случайно, коснуться Наташиной груди. Потом, войдя во вкус, стал щупать нагло, не дожидаясь поворотов.
Она мычала протестующе, и тот, первый, обратил внимание. Скомандовал лаконично:
— Отставить!
Похоже, он был у похитителей за главного — рука, совсем уж хамски поползшая Наташе за вырез блузки, отдернулась. Но радоваться было рано, потому что главный добавил:
— Успеешь. Наиграемся.
Глаза почему-то не завязали. И, чуть привыкнув к полумраку, она стала осматриваться — должен быть какой-то путь к спасению, нечего рассчитывать, что с неба свалится помощь и все закончится хеппиэндом. С её-то везением не стоит и мечтать.
Андрей лежал на днище фургончика, неподвижно, лицом вниз. Руки стянуты за спиной ремнем с пряжкой непонятной конструкции (почему не наручниками? — мимолетно удивилась она). Значит жив, трупам руки связывать ни к чему. Но, похоже, без сознания. Надо понимать, инъекция (Наташа мельком успела заметить шприц) была либо снотворная, либо обездвиживающая… Похитителей в кузове трое. Двое стиснули Наташу с боков, третий сидит на откидном сидении возле двери, через которую их с Андреем втащили внутрь. А задняя завалена разным хламом — два запасных колеса, деревянные ящики, что-то еще непонятное, прикрытое брезентом… В общем, не распахнешь и на ходу не выскочишь, даже если и удастся каким-то чудом освободить руки и ноги.
Микроавтобус не пассажирский, окон нет. Куда везут — не понять. Сквозь лобовое стекло тоже ничего не разглядеть, водительская кабина отделена от кузова непрозрачной перегородкой с крохотным окошечком. И сквозь него с Наташиного места видно лишь, что водитель там не один, кто-то сидит и справа…
Диспозиция ясна. Неясно, что можно предпринять при таком раскладе. Точнее, ясно — ничего тут не сделаешь.
Не повезло, так уж не повезло.
Остается одно — ждать, что сделают похитители. Насчет этого подозрения у Наташи были самые мрачные. Глаза ей не завязали — раз. Своих лиц не прячут — два. Если верить криминальной хронике, с людьми, похищенными для выкупа, так не обходятся. Опять же главный намекнул открытым текстом…
Она полулежала, полусидела — неподвижная, спеленатая, беспомощная — и, как ни странно, именно это в конце концов напрочь убило испуг и отчаяние. Страх, наверное, нуждается в каких-то внешних проявлениях. В криках ли, в неконтролируемых ли движениях… Наташа могла только думать — и больше ничего. И страх ушел. Исчез. Осталась уверенность — все так плохо, что хуже не станет, что ни делай.
И она стала делать — теперь уже без паники, с обычной своей обстоятельной настойчивостью.
Эскулап по натуре был скептиком.
И не питал особых надежд, что Руслану или Мастеру удастся схватить сбежавшего объекта. Если уж не взяли сразу, по горячему следу, то теперь и не возьмут. Оба будут искать — но не исчезнувшего, а возможность вцепиться в глотку коллеге-конкуренту, обвинив того виновником провала…
Вполне возможно, что труп существа, первым перешагнувшего обратно барьер между человеком и зверем, валяется сейчас где-нибудь в болоте. И разлагается без всякой пользы для науки.
(Нет, конечно, Ростовцев не был первым, мысленно поправил себя Эскулап. В его коллекции хранилось свыше семисот упоминаний о случаях ликантропии. И некоторые подробности старых историй заставляли думать, что ремиссии случались не только в сказках… Но Ростовцев был первым искусственно созданным ликантропом, вернувшимся в человеческое обличье…)
Не менее вероятен и другой исход, рассуждал Эскулап, — в какой-нибудь медчасти без вывески, принадлежащей родственному Конторе ведомству, специалисты сейчас яростно скребут затылки, глядя на результаты анализов найденного в лесу человека.
И даже самая благоприятная возможность — ликантропа доставляют к нему на операционный стол — Эскулапа не радовала.
Во-первых, очень многие будут сверлить глазами спину и толкать под руку — отношения Эскулапа и его команды со специалистами «ФТ» были чуть получше, чем у Руслана с Мастером, но не намного.
Во-вторых, устройство некоторых хитрых игрушек можно понять, лишь сломав их. А можно — даже сломав — не понять. Много лет назад Эскулап читал один фантастический рассказ — не то о гусыне, не то об индюшке, начавшей вдруг нести золотые яйца. В полном смысле золотые — скорлупа была из чистого аурума. Ученые мужи не смогли понять механику процесса щадящими методами исследования… А убить и вскрыть птичку так и не решились — единственный и неповторимый экземпляр…
Мысли его прервал зажурчавший в динамиках женский голос. Самолет подлетал к Красноярску. «Сибирские авиалинии» прощались с пассажирами, и выражали на что-то там надежду… единственной значимой информацией была температура воздуха в аэропорту назначения: + 22. Голос стал повторять то же самое, по-английски, и Эскулап перестал прислушиваться.
Нет, избранный путь единственно правильный, думал он. Нащупанная слабая нить, связывающая уникума-Ростовцева с происхождением штамма-57. Об этой нити Эскулап не сказал никому.