Логово

«Ты умеешь ходить, хилый. Везде. Помоги нам, хилый. Мы хотим есть. Мы всегда хотим. Приведи таких же, как ты. Гладкокожих. Вкусных. Приведи, тогда ты будешь жить, жалкий червяк».

Возможно, монстр не врал. Возможно, он даже не умел врать.

Возможно, такая форма сотрудничества позволила бы ему, Малютину, прожить какое-то время. Он умел быть убедительным. И мог бы заманить сюда, как крысолов, многие десятки людей из тех общин, о которых они слышали из обрывков радиопереговоров. Ему бы доставались вещи, а тварям – мясо.

«А можно просто сделать вид, что согласен, и уйти навсегда. Мир большой. В нем наверняка есть места и получше, и почище этого. И если есть грузовик с заправленным бензобаком, то почему не рискнуть? Обмануть их проще, чем украсть конфету у ребенка».

Да они и были детьми. А у него за плечами были шесть тысяч лет цивилизации, которая поднялась и выросла на обмане одних другими. Отец лжи – Люцифер – был эгрегором людей, а не этих тварей. Их богом был скорее Вельзевул, Повелитель Мух, злой дух слепого разрушения.

Изобразить согласие было несложно. Что они могли понимать в человеческих эмоциях?

– Я сделаю все. Только не убивайте меня, – сказал он тогда вслух.

А сам подумал: «Да, это даст лишь отсрочку. Но и отсрочка – большой плюс…»

Николай очнулся от собственного крика. Какой жуткий сон… Вокруг царил полный мрак, из глубины которого раздался сердитый шепот:

– Тсс! Да не ори ты! А то эти придут…

Не сразу, но до сознания ученого дошел смысл этих слов.

С трудом Малютин повернул голову: кругом только темнота. Но через какое-то время глаза слегка привыкли к ней. Наконец он увидел что-то вроде перегородки, а за ней – какое-то шевеление. Он сфокусировал зрение, но говорящего не разглядел – те кванты света, которые все-таки просачивались в темницу, позволяли только примерно определять расстояние до предметов.

Он понял, что лежит одетый. С его одеждой ничего не случилось, это уже плюс.

Руки его были по-прежнему стянуты проволокой, но он избавился от нее за пять минут, благо проволока оказалась очень ржавой.

Малютин сунул руку в карман и нащупал давно забытый брелок, на котором раньше висел ключ от его комнаты, каким-то чудом валявшийся в кармане уже второй год. В брелоке имелся крохотный светодиод.

– Я думал, ты уже всё, – услышал он знакомый голос.

Ученый нажал на кнопку фонарика, и увидел, что сквозь прутья решетки – точнее, проволочной сетки – на него смотрит Воробьев. Лицо сержанта было грязным, почти черным. Они оба были в квадратных клетках, похожих на вольеры, с длиной грани около полутора метров. Больше ничего разглядеть не получилось.

– Я труп, – пробормотал Малютин. – Ходячий. Впрочем, нет. Пока лежачий…

Неудачно повернувшись, он вскрикнул от боли в спине. Мышцы болели настолько, что он был не уверен, сможет ли ходить. Биолог попытался встать и грохнулся на пол с кровати.

Он увидел, как дернулось лицо сержанта, и тут же услышал какой-то хриплый свист в коридоре и шлепающие приближающиеся шаги. Будто кто-то шел, хлюпая мокрыми ластами от акваланга.

– Тише, я же сказал! – зашипел Воробьев. – А то… придут.

Было странно видеть, как этого брутального здоровяка поглотил такой страх – дикий, кроличий, на грани истерики.

Малютин погасил фонарик и замер как статуя, подражая сержанту. Через минуту шаги зашлепали в противоположном направлении. Только тогда ученый позволил себе залезть обратно на кровать.

– Пронесло, – сержант выдохнул. – Говори шепотом. И не включай больше фонарь. Тебе повезло, что они его оставили.

– Где остальные?

– Я их не видел, с тех пор как нас пятерых засунули сюда. Может, сидят. А может, забиты на мясо. Или просто так разорваны, – голос сержанта был готов сорваться на плач.

– Ты сказал, пятеро…

– Жека и Серёга тут. Один рядом с тобой, другой в следующей клетке от меня.

Малютин повернулся. Пружины кровати жалобно скрипнули. Забыв про запрет, он нажал кнопку фонарика, и тот выпустил слабый луч.

Николай услышал испуганный вскрик сержанта, и убрал свет как можно скорее. Этих секунд ему хватило, чтобы рассмотреть соседнюю «камеру».

В клетушке слева от него прямо на полу, рядом с кроватью, лежал человек. Он был еще жив – это было заметно по слабому дыханию – но явно не просто спал. Николай узнал одного из бойцов, которые стояли на вахте, когда он уходил в отделение радиобиологии. Если этот солдат спал, то сон его был близок к коме.

– Был еще полковник. Его увели незадолго до тебя.

– Я его видел, – ответил Николай. – Он мертв. Они подвесили его под потолком, как елочную игрушку. Уж не знаю, знак ли это уважения или, наоборот, презрения.

– Уроды, – сплюнул сержант. – Добраться бы до них.

Впервые в его голосе прорезалась злость. Но она быстро исчезла.

– Серега кончается, – сказал сержант. – А Жека уже всё. Лежит, лицо покрыто какой-то коркой.

– Что с ними произошло?