Пока он говорит, я ощущаю пульсирующую боль в правой руке и общее чувство головокружения и крайней слабости, а также ощущение, что меня всего избили дубинкой. Последнее должно быть из-за того, что он выпрыгнул из машины, а также из-за того, что молодой убийца сбил его с ног. Мое сердцебиение учащается втрое, когда я вспоминаю его лицо надо мной, искривленный голод в его плоских темных глазах.
Как я попала оттуда сюда?
Как это Николай…
Внезапно мой разум проясняется, и нахлынули воспоминания, одно более тошнотворное, чем другое. Пожилой мужчина с оторванным черепом… Николай прыгает ко мне, держа пистолет как продолжение руки… Его допрос человека, который планировал меня изнасиловать; угрозы Николая и то, как жестоко, умело он орудовал выкидным ножом… И крики, эти грубые, леденящие кровь крики…
Меня начинает трясти, когда мой взгляд скользит по машине, замечая Павла с каменным лицом рядом с нами и двух мужчин опасного вида впереди. Я никогда их раньше не видела, но, должно быть, это охранники комплекса. Мои глаза снова возвращаются к лицу Николая, к этому идеально вылепленному лицу, которое может выглядеть то диким, то нежным, и я замечаю красновато-коричневую полосу над одной высокой скулой.
Кровь. Засохшая кровь.
Моя дрожь усиливается. Неверно истолковав причину, Николай гладит меня по челюсти, его яростное выражение смягчается. — Все в порядке, зайчик, ты в безопасности. Они не могут навредить тебе».
Но
Мне лучше не знать, но я не могу сдержать вопрос. — Это был ты, не так ли? Мой голос превращается в напряженный шепот. — Ты выстрелил ему в голову.
Словно пелена падает на лицо Николая, исчезают все намеки на выражение. "У меня не было другого выбора. Если бы я только ранил его, он мог бы убить тебя, пока я разбирался с его напарником. Когда их было двое, мне пришлось устранить одного, причем быстро.
— А другой мужчина… — я сглатываю приступ тошноты при воспоминании о криках. "Он…?"
— Умер от ран, да. В голосе Николая нет угрызений совести, в его спокойном взгляде нет и следа вины, а в моих венах застывает лед, когда я понимаю, что он делал это раньше.
Он убивал и пытал других.
Включая, скорее всего, собственного отца.
"Останови машину!" Слова вылетают из моего рта прежде, чем я успеваю осмыслить их мудрость. Не обращая внимания на головокружительную вспышку боли в руке, я просовываю руки между нами и упираюсь ему в грудь, которая почему-то кажется стальной. В отчаянии я прибегаю к попрошайничеству. — Пожалуйста, Николай, выпусти меня. Мне нужно… Мне нужна минутка.
Он не шелохнется, как и никто из его людей, когда он тихо говорит: — Мы почти дома, зайчик. Всего на несколько минут дольше».
Дом? Мой панический взгляд прыгает к окну, и страх сжимает мою грудь, когда я узнаю дорогу, ведущую к комплексу, по крутым изгибам которой я шла только этим утром, когда я бежала от человека, который держал меня… человека, которого я на самом деле боялась и поверьте, был убийцей.
"Не волнуйся. Ко мне приехал доктор и его команда, — говорит Николай, отвечая на вопрос, который только начал формироваться у меня в голове. «Они принесли все необходимое для лечения».
Я смотрю на его безжалостное выражение, мой страх растет с каждой секундой. «Я бы предпочла больницу. Пожалуйста, Николай… просто отвези меня в больницу».
«Я не могу». Его точеные черты лица вполне могли быть сделаны из гранита. "Это небезопасно."
"Безопасно? Но.."
«Эти двое были просто наемниками. Там, откуда они пришли, их гораздо больше.
У меня пересыхает в горле. В панике я почти забыла о тайне мотивов убийц. — Это он тебе сказал? Человек, которого вы… допрашивали? В конце концов, верна ли моя теория? Моя мама была свидетельницей чего-то, чего ей не следовало видеть?
«Да, и Хлоя…» Он обхватывает мою щеку своей большой теплой ладонью, этот нежный жест скрывает суровые черты его лица. — Они были там, чтобы убить вас обоих.
"Что?" Я отдергиваюсь. — Нет, это невозможно…
— Это то, что сказал убийца. Если бы ты не опоздала домой… — Он опускает руку, мускул на его челюсти сильно напрягается.
«Но это не…» Я останавливаюсь, когда фрагменты разговора, который я подслушала в тот день, всплывают в моей голове.
"Я не понимаю." Меня снова трясет, дрожит от озноба, который не имеет ничего общего с кондиционером в машине. «Зачем кому-то желать моей смерти? Я ничего не сделал, я никого не знаю, я просто — только я.