Логово гадюк (ЛП)

— У тебя есть отец, — смущенно отвечает он.

— Я отреклась от него много лет назад, — пожимаю плечами. — Это всем известно.

Он кивает, вытирая рот салфеткой, прежде чем аккуратно сложить ее и положить на стол.

— Я видел, что ты ушла из-под его опеки в семнадцать.

Тогда я поднимаю голову, гадая, как.

— Как…

Он улыбается и делает это так холодно и зло, что я даже вздрагиваю. Твою же мать.

— У нас свои пути, дорогуша. Я мог бы при желании узнать что угодно о ком угодно. Дай мне минутку, и я узнаю основные факты. Через час я узнаю все о твоей жизни… — он наклоняется ближе, его мятное дыхание обдает меня, от него пахнет мятой с нотками древесного запаха. — Дай мне день, и я уничтожу тебя, использовав против тебя все то, что знаю о тебе.

Наклонив голову, я смотрю ему прямо в глаза, отказываясь отступать.

— Ладно, ты знаешь обо мне все дерьмовые подробности, а кто не знает? Это не значит, что ты меня знаешь.

— Нет? — возражает он, выгибая бровь и откидываясь назад. В его глазах появляется удивление от моего отказа уступить, испугаться или поджать хвост, и я могу себе представить, что такое с ним впервые.

— Тогда позволь мне просветить тебя. С тех пор как тебе исполнилось три года, на твоем теле нет ни одной не сломанной косточки. Все из-за твоего папаши пьяницы, наверное. Твоя мать была наркоманкой и покончила с собой, когда тебе было четырнадцать. Ты ходишь как человек, который может постоять за себя, ты умеешь драться. Скорее всего, брала какие-то уроки самообороны. У тебя есть пушка, что только наглядно подтверждает, что у тебя есть некоторые… сомнительные друзья. Ты не боишься работать в баре для байкеров, что говорит о том, что ты также храбра, как и глупа. У тебя нет парня, вероятно, из-за твоих вопиющих проблем с папашей — на самом деле, кажется, что у тебя просто сиюсекундные любовники. Никто даже не знает твоего полного имени, просто так тебе нравится больше — изображать из себя главную. Ну, так что, мне продолжать?

— Все верно, кроме одного, — рычу я, вставая. — Моя мать не убивала себя. Мой отец сделал это, когда воткнул иглу ей в вену и нажал на шприц.

Я отворачиваюсь, и Дизель преграждает мне путь.

— Куда собралась, Птичка?

— Я не позволял тебе уходить, — огрызается Райдер за моей спиной. — Сядь.

Стиснув зубы, я делаю глубокий вдох, сжимаю руки в кулаки, разворачиваюсь и сажусь. Он кивает и продолжает есть, не обращая на меня внимания.

— Сегодня я буду на совещаниях до обеда. Сегодня вечером я жду вас всех здесь. Завтра нас с Гарреттом не будет почти весь день, — сообщает он.

— Куда ты собрался, брат? — спрашивает Кензо, поглощая пищу.

— У нас есть кое-какие дела на севере, разногласия по оплате, — Райдер закатывает глаза. — Уладим все быстрехонько. А пока я хочу, чтобы ты прижал уши к земле, Кензо. Держите глаза открытыми на случай возмездия от Триады. Они так просто не сдадутся.

Я сижу, впитывая все это, отмечая как можно больше о них. Они свободно говорят о делах передо мной. Почему?

Потому что они думают, что я никому не скажу.

Это рождает во мне вспышку страха, которая сгорает в накатившей волне гнева. Они планируют уничтожить меня, как будто я ничто, просто еще одна деловая сделка для них. Меня это бесит, к черту страх. Я зла, я в ярости.

Эти ублюдки должны заплатить. Остаток завтрака я провожу в молчаливом раздражении, отказываясь есть. Я заставлю их заплатить.

ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ

РАЙДЕР

Я краем глаза наблюдаю за Рокси или Роксаной, как написано в ее свидетельстве о рождении. Не то чтобы она пользовалась этим именем. За ночь я многое узнал о нашей новой гостье.

Похоже, я был прав, ее отец издевался над ней. Что-то, что она похоронила глубоко внутри себя, когда рассказывала нам о своей матери минуту назад. Я знал, что он ублюдок, но не знал насколько. Удивительно, что она вообще сейчас жива, записи скорой заставили мою кровь буквально закипеть от гнева. Даже в детстве она страдала. Все это казалось очень знакомым и слишком близким мне, когда я читал о сломанных костях и внутренних повреждениях. Но ни один человек не попытался остановить его и не позаботился о том, чтобы вмешаться.

Еще один ребенок потерялся в системе.

Забытый, нелюбимый, оставленный в темноте страдать в одиночестве.

И все же она здесь, сражается даже сейчас. Я ожидаю, что она будет изящной и испуганной, как многие выжившие. Я ожидаю, что она вздрогнет и увянет, но, если уж на то пошло, она, похоже, использовала эту ситуацию, чтобы ополчиться против всего мира. Ее шрамы покрывают ее тело, только подчеркнутые татуировками, способ привлечь к ней внимание. Ее история написана на ее коже.

Я читал, что судья распорядился об освобождении ее из-под опеки отца, но я все еще не докопался до того, куда она направилась после этого. Чтобы уничтожить кого-то полностью, нужно знать о нем все, а я пока не знаю, хотя она явно думает, что я в курсе. Это заставляет ее нервничать, гадать. Именно так, как мне нравится.