Логово гадюк (ЛП)

Прижимая ее ноги ближе к телу, я смотрю, как Птичка с готовностью раздвигает их, когда я раздвигаю половинки ее задницы. Я наклоняюсь и провожу языком по ее дырочке, затем скольжу вниз к киске Птички и снова вверх. Она хнычет и отталкивается от моего языка.

— О, черт, это так чертовски неправильно, — смеется она. — Не останавливайся, блядь.

Я и не планирую останавливаться, так как я ласкаю языком ее задницу, пока она снова не начинает толкаться, мои пальцы впиваются в ее пухлые ягодицы. Я прижимаю Рокси к своему лицу, пока не могу больше терпеть. Стоя на коленях на столе позади нее, я провожу пальцем по ее щели к киске и просовываю свой член внутрь, поглаживая ее, прежде чем вытащить его и покрутить им вокруг другой дырочки. Мой член все еще капает из ее пизды, и я хватаю его, прижимая к ее заднице.

— Тебе понравился мой нож в твоей заднице, но мой член тебе понравится больше, Птичка, и я могу даже оставить тебя здесь связанной и истекающей кровью, с которой капает моя сперма, пока не вернутся остальные.

— Бля, бля, бля, — только и говорит она, отталкиваясь и заставляя меня смеяться.

Видя, как толстая головка моего члена прижимается к ее заднице, я почти кончаю, поэтому я не тороплюсь, проталкиваясь внутрь через кольцо мышц, пока Рокси расслабляется для меня.

— Хорошая девочка, — воркую я, поглаживая ее бока, когда прохожу мимо них и ввожу себя на дюйм, затем отступаю назад и снова ввожу, продвигаясь дальше с каждым толчком, пока, наконец, не оказываюсь глубоко в ее заднице.

Наклонившись над спиной Птички, я лижу ее позвоночник, кровь из ее порезов заполняет мой рот, и я зацепился за кусочек стекла, все еще находящийся в коже Птички, и порезал язык. Застонав, я сильнее дергаю ее назад, насаживая на свой член, когда она вскрикивает. Кровь капает из моего рта на ее бледную кожу, и я провожу по ней вверх и вниз, оставляя кровавый след, пока боль от пореза заставляет меня дергаться в ее заднице.

Но Птичке надоело, что я не двигаюсь, она толкается в меня, заставляя меня войти глубже. Ворча, я откидываюсь назад, ее полные бедра заполняют мои руки, когда я вхожу в ее задницу, прежде чем выйти из нее. Теперь я не медлю. Нет, я трахаю ее, как грязную маленькую девочку, которой она и является.

Рокси чертовски тугая, такая чертовски тугая, что трахать ее почти невозможно, и она громко стонет, почти кричит.

— Нравится мой пирсинг в твоей попке, Птичка? — дразню я, мой собственный голос низкий и шершавый, пока я сдерживаю свое собственное освобождение, ограничивая его, что почти болезненно.

— Боже, я чувствую себя такой наполненной, — пробормотала она.

— В следующий раз я попрошу Кензо трахать твою киску одновременно, и тогда ты будешь очень полной, Птичка, — огрызаюсь я, заставляя Птичку вскрикнуть, наблюдая, как мой член входит и выходит из ее задницы, и это зрелище меня возбуждает.

— Так чертовски сексуально, — бормочу я.

Покалывание начинается у основания моего позвоночника и проходит через меня, тянет меня, требуя, чтобы я отпустил себя. Я не могу сдержать это. Это слишком сильно, ее кровь, киска и задница вытягивают это из меня.

— О, боже, Птичка, я так чертовски близок.

Издаю стон, не в силах отвести взгляд от своего члена, который входит и выходит из ее попки все быстрее и быстрее.

Она хнычет, ее киска снова пульсирует, и я знаю, что она близка. Наклонившись, я кусаю ее за задницу, больно впиваясь зубами, и она кричит о своем освобождении, задница Рокси сжимается на мне, пока я не могу больше вытащить член, и эти тиски заставляют меня взорваться.

Она, кажется, проходит через меня снова и снова, вытягивая из меня все, заставляя наполнять ее снова и снова, извергаясь в задницу, пока я окончательно не кончаю. Убрав зубы с ее аппетитной попки, я вижу кровоточащий след и ухмыляюсь. Я медленно сползаю с задницы Птички, шепча успокаивающие слова, опускаясь рядом с ней и пыхтя.

Я пытаюсь заново научиться дышать, пока мое сердце колотится в груди, так громко, что это все, что я могу услышать, мои ноги подкашиваются. Когда я чувствую, что могу стоять, я, спотыкаясь, встаю из-за стола и иду на кухню, очищая свой член, прежде чем взять несколько полотенец, вытереть Маленькую Птичку и выбросить их в мусорное ведро. Забравшись обратно на стол, я высвобождаю руки Птички и тащу ее в свои объятия. Кровь и сперма покрывают нас, но, черт возьми, я не могу больше двигаться, даже если бы захотел.

— Я люблю тебя, Птичка, — шепчу я ей в губы. — Я так рад, что ты ударила меня по лицу в тот день.

Она смеется.

— Я тоже. Я тоже тебя люблю, сумасшедший ублюдок.

Я нежно целую ее, но через мгновение отстраняюсь.

— Я не могу дождаться, чтобы продолжить охотиться на тебя всю оставшуюся жизнь.

Она смеется, и я присоединяюсь к ней, хотя я серьезен, но видеть ее лицо, ее губы в синяках от моих поцелуев и тело, покрытое моими отметинами… я никогда не был так счастлив.

Для мальчика, потерявшего все из-за человека, который жил в огне и крови, Маленькая Птичка ― это моя свобода. Мой второй шанс. Моя любовь.

ГЛАВА ШЕСТЬДЕСЯТ ШЕСТАЯ

ГАРРЕТТ