Внезапно дон Тарчизио умерил шаг и дальше пошел уже неторопливо, словно на прогулке, пока не добрался до скамьи, на которой в одиночестве сидел Джузеппе Паломбелла.
Если он и заметил издали дона Тарчизио, то вида не подал. С интересом читал маленькую книжицу, не обращая внимания на холод, сразу после мессы загнавший прихожан в дома. Из кармана у него торчала газета.
— Добрый день, синьор Паломбелла! — Голос священника звучал приветливо. Слишком даже приветливо. — Не холодно ли вам сидеть тут и читать?
Барон взглянул на дона Тарчизио и вдруг продекламировал:
— Tibi gratulor, mihi gaudeo; te amo, tua tueor…
Он улыбнулся, увидев, как сильно удивился священник, и спросил:
— Не знаете, откуда эта цитата?
— Поздравляю тебя и радуюсь вместе с тобой; я люблю тебя и забочусь о тебе, — машинально перевел дон Тарчизио, но откуда цитата, так и не вспомнил.
— Это записка, которую 15 марта 44 года до рождества Христова Цицерон послал Базило, одному из заговорщиков, которые именно в тот день напали на Юлия Цезаря и убили его. Всего несколько слов, падре, но каких сильных! Это была историческая записка. Знаете, Цицерон — мой любимый автор.
От изумления дон Тарчизио даже забыл о цели своей «атаки».
— Цицерон? — пролепетал он.
Паломбелла снова одарил его улыбкой и легонько стукнул ладонью по скамье, приглашая сесть рядом, что дон Тарчизио и сделал послушно.
— Хочу открыть вам один секрет, падре, — пояснил Паломбелла. — В детстве меня отдали в духовную семинарию. — И он снова насладился непритворным изумлением дона Тарчизио.
— Но там мне не понравилось, — добавил Паломбелла.
— Лишь латинский язык я учил охотно. Но не язык отцов церкви, а — Цезаря[57]
, Цицерона… ну еще Горация, Плавта[58]… Совсем другой жанр, как видите.Да, языческие писания, подумал дон Тарчизио, невольно восхищаясь тем, что этот бандит способен оценить афористичность и весомость «Записок», красоту стиля Цицерона, драматичность и пародийный талант Плавта. Он совсем забыл о газете, но о ней напомнил ему сам Паломбелла.
— Попросив вас составить мне компанию, я, наверно, отвлек вас от важных дел?
Значит, Паломбелла видел, как он несся к площади! Только неискоренимая привычка говорить правду уберегла дона Тарчизио от полной лжи.
— Я шел купить газету, — признался он. Но тут же с умыслом добавил: — Торопиться было незачем, да вот холод подгонял.
Он поежился — здесь и в самом деле было холодно.
— Не хотите ли взглянуть на мою? — Барон вынул из кармана пиджака «Гадзеттино» и протянул ее священнику. А потом краем глаза проследил, как тот развернул сложенную вчетверо газету и стал читать кричащие заголовки статей. «Коммунистический лидер советуется со светскими кругами перед встречей с руководителями демохристиан», «Правительство обещает: будут приняты срочные меры для лучшей охраны тюрем», «Побег одиннадцати заключенных из тюрьмы в Порто-Адзурро».
— Похоже, журналистов этот факт позабавил, — осуждающе произнес дон Тарчизио.
— Почему вдруг?
— Потому что сразу за обещаниями правительства они поместили статью о побеге преступников.
— Факты против обещаний, это святая правда, падре. Увы, стороны поменялись ролями. Правительство должно не обещать, а действовать!
Дон Тарчизио помрачнел. Это он-то обвиняет правительство в бездействии! Это он-то, который всю свою жизнь пользовался несовершенством законов и беспомощностью юстиции для своих гнусных целей! Ведь это он, Паломбелла, заставлял честных граждан платить за дорогостоящие и бесполезные процессы. Иначе ему самому не пришлось бы мучиться, сидя на скамье рядом с этим бандитом и беседуя с ним о Цицероне. Он снова склонился над газетой. «Грандиозное ограбление Нумизматического музея в Неаполе. Вчера вечером похищены бесценные древние монеты. Единственные экземпляры монет доримской и римской эпохи пропали только потому, что не хватает денег для надежной охраны музея. Один из сторожей убит».
— Там, наверно, были монеты и с изображением вашего Цицерона! — мрачно пошутил дон Тарчизио и перевернул страницу — может, сведения о мафии напечатаны хоть здесь, ведь «независимые» преступники постепенно оттесняют мафию на второй план. И в самом деле, тут он нашел продолжение статьи о бежавших из тюрьмы в Порто-Адзурро, среди которых был и Кончетто Луонго, адъютант покойного босса калабрийской мафии. Может, этот «джентльмен» — друг сидящего рядом синьора Паломбеллы и хотел сообщить ему, что он на воле? И такое не исключено! Когда Пинин придет на исповедь, можно будет (нет, нет, не во время отпущения грехов, а потом) под благовидным предлогом выведать, зачем он с такой поспешностью вручил газету Паломбелле.
Увы, Пинин на исповедь не пришел — этот проклятый мафиозо окончательно сбил его с пути истинного!
Только вернувшись домой и закрыв дверь за назойливой вдовой Косма, Барон снова вынул газету и стал ее внимательно перечитывать.