Логово горностаев. Принудительное поселение

До сих пор публика в зале суда вела себя довольно тихо. Все словно не замечали, с каким трудом судебный заседатель разбирает почерк какого-нибудь полицейского старшины, зачитывая протоколы допроса свидетелей, написанные от руки. Только однажды в зале кто-то не выдержал: «Ну, слава богу, наконец-то разродился!» Но в ответ раздалось громкое шиканье секретаря.

Председатель суда всякий раз, когда перед ним появлялся новый свидетель, требовал, чтобы оглашали наиболее важные места его показаний, и, как только находил предлог, перебивал заседателя, задавая дополнительные вопросы. Однако ответы на них он почти не слушал и все время косился на адвокатскую скамью, особенно на двух адвокатов из «Красной помощи»[40]. Более авторитетный из них — Силипо, высоченный мужчина с великолепной трубкой, зажатой в руках, — стоя следил по фотокопии за текстом, который, спотыкаясь на каждом слове, читал судебный заседатель. Казалось, тот запинается не столько из-за того, что едва разбирает почерк, а просто умеет читать только по складам.

Очередной свидетельницей была старушка, оказавшаяся на месте преступления, проходя мимо кино. Она спряталась в соседней мясной лавке, и ей даже в голову не пришло оглянуться вокруг и попытаться понять, что происходит. Как завороженная, следила она за жестами председателя суда, который, прикрыв глаза и подражая дирижеру Зубину Мехте, словно помогал движениями рук спотыкающемуся чтению судьи… «…Услышав выстрелы, в то время как люди… в то время как люди вокруг кричали, я, поскольку… проголодалась, бросилась в мясную лавку Де Сантиса, который…»

— Да какой там «проголодалась» — «испугалась»! Тут написано «испугалась», — громко поправил Силипо. На несколько секунд воцарилась мертвая тишина, а потом публика разразилась безжалостным хохотом. Шум достиг таких размеров, что не помогли ни шиканье секретаря суда, ни удары молотка председательствующего.

С этого момента атмосфера в зале переменилась, и это оживление не предвещало ничего хорошего. Даже Буонафортуна, до того сидевший в своем углу с апатичным видом в окружении множества карабинеров, начал во весь голос пререкаться со свидетелями, и председательствующему пришлось вмешаться.

— Господин председатель… — сильно покраснев, запротестовал судебный заседатель и передал ему что-то через сидящего справа от него другого члена суда; в ответ председатель суда лишь добродушно кивнул. Силипо и второй адвокат, повернувшись к залу, призывали публику к спокойствию и были похожи на главарей клаки, обеспокоенных тем, что они могут лишиться ее поддержки. Судебный заседатель между тем размахивал своими листками, демонстрируя их председателю, чтобы показать, насколько ему трудно приходится в таких условиях. Сквозь шум иногда удавалось различить отдельные слова, которые он выкрикивал нервным фальцетом.

— Да кастрируйте его, чтобы такие не размножались! — прогремел чей-то хриплый голос. Выкрик этот, однако, не достиг судейского стола, а только вызвал новый прилив оживления и веселья у Буонафортуны.

Прежде чем старушка исчезла в толпе, напиравшей на переносные барьеры, Балестрини увидел круглую физиономию с густыми, неухоженными усами, в очках с маленькими стеклами а-ля Эмиль Золя.

— Я считаю, что продолжать заседание нужно при закрытых дверях, — посоветовал один из адвокатов обвинения, подойдя к его прокурорской «башенке».

— Это решит председатель.

— Да, конечно. Но в такой обстановке, как здесь… — пробормотал тот в ответ, наверно намекая на то, что Балестрини будет нелегко выступить перед всей этой компанией.

Балестрини перестал вслушиваться в показания свидетелей. Эта череда случайных прохожих до сих пор, спустя много месяцев после убийства, еще не опомнившихся от страха, начала надоедать ему. Даже адвокаты обеих сторон уделяли им не слишком много внимания; один только председатель суда возился с каждым дольше необходимого: может быть, он полагал, что чем больше публика соскучится, тем больший эффект вызовет его «коронный номер».

Через полчаса председательствующий, поднеся руку к глазам, тщательно, как все близорукие, принялся изучать циферблат своих часов, и человек десять — адвокаты, карабинеры и зрители — инстинктивно повторили его жест.

— Прошу выслушать Ла Маттину Джузеппе, — попросил вдруг старый адвокат Вальери, и все стали искать глазами в списке свидетелей имя Ла Маттины, стараясь вспомнить, кто это такой. Присутствие Вальери в числе адвокатов стороны обвинения было комично: ведь до того, пока его не сменили двое молодых адвокатов из «Красной помощи», ему была поручена защита Буонафортуны.

— Ла Маттина Джузеппе! — пролаял, сделав шаг за дверь, секретарь суда и возвратился в зал в сопровождении шедшего за ним с испуганным видом юного блондинчика.

— Скажите: «Я клянусь», — поспешно приказал председатель; паренек, возможно, и повторил фразу, но его все равно никто не услышал.

— Вы — Ла Маттина Джузеппе? — спросил председатель. Тот утвердительно кивнул.