Для Сергея Есина — более чем оправдан. Достаточно припомнить медленное угасание на его глазах единственной женщины, которую он беззаветно любил, чтобы понять, почему он боялся подобной же участи. Он привык трезво смотреть в глаза правде, какой бы горькой она ни была, и не обольщался относительного того, чего ему следует ожидать. Вот как об этом написано в рассказе:
«Литература — это всегда не только прошлое, но и будущее. Герой сочинения уже отчетливо видит себя, старика, в зассанной постели со старым памперсом, тщетно пытающегося подозвать больничную нянечку. Что‐то подобное автор наблюдал в городской больнице, когда постепенно угасала его жена. В больнице она лежала несколько лет. Автор, как ведется, платил всем, кому было можно и нужно: она лежала в отдельной палате. Платить впрок было нельзя — получив деньги, нянечки тут же забывали о своих обязанностях. Но это о младшем медперсонале. Надо было приезжать ежедневно, привозить какой‐то домашней кормежки и деньги нянечке‐сиделке, злобной и наглой. Тогда‐то в одной из палат на несколько человек автор и увидел этого старика. Все прошлые старики и старики будущие похожи. И автор, и его герой не должны фантазировать для себя другую, менее трагичную судьбу. Впрочем, это касается и читателя.
Нянечки, которые знали все о больнице и обитателях палат, охотно рассказали, что несколько раз, в самом начале, к старику приходил племянник, он же наследник главного достояния умирающего — московской квартиры в центре. Обычно к тяжелым лежачим больным долго не ходят. Мужей, по словам нянечек, хватает на два месяца, родственников еще меньше. Потом как‐то все растворяется или исчезает. Но, конечно, шесть месяцев на введение в права наследования и долгое шелестение бумаг остается. Умирать без детей очень трудно. Но об этом надо было думать раньше. Эстрадные звезды обычно подыскивают для своих отпрысков биологических матерей».
Для того, чтобы написать такое, писательского мастерства мало. Нужно еще это все видеть внутренним взором и, главное, пережить. По теории Есина, все в этой жизни повторяется дважды. Такая мысль рефреном проходит через многие его произведения, а первая его повесть так и называется: «Живем только два раза». Потому к участи своего беспомощно умирающего персонажа он, без всякого снисхождения, приговорил и себя.
Впрочем, нет, не совсем так! Автор все же резервировал и другой возможный вариант своего конца, о чем говорится в следующем за двумя приведенными абзаце:
«Лучше всего, конечно, умереть на ходу, возвращаясь домой с работы или вечером на пути из театра. Никаких забот и никаких одолжений от близких или соседей… Счастье — это сразу не реагирующий на свет зрачок».
О том, что надежда умирает последней, лапидарно сказано и в другом месте рассказа — с присущим писателю Есину подтруниванием над автором, то есть над самим собой:
«Это пленительная способность наблюдать и приписывать все худшее и опасное у автора своему герою. Иногда автор думает, что даже смерть случится не с автором, а с персонажем. В конце концов, литература бессмертна».