Я хорошо помню первый доклад Нины Григорьевны об этом препарате на президиуме медицинской академии. Я вынес тогда тяжелое впечатление. Нина Григорьевна утверждала, что препарат имеет противораковое действие. В подтверждение она приводила данные экспериментов и клинических обследований. Однако данные были недоказательны, ибо все излеченные животные имели привит
Вскоре после этого я уехал в США во главе делегации, участвовавшей в работе по выработке устава Всемирной Организации Здравоохранения. Я подписал от имени советского правительства Акт о создании ВОЗ[106]. Дело было непростое, а я не был искушен в дипломатических тонкостях и постоянно консультировался с А. А. Громыко, который был тогда постоянным представителем СССР в ООН. Однажды Громыко показал мне письмо от Элеоноры Рузвельт. Она писала, что у одного из близких сотрудников покойного президента Рузвельта обнаружен рак, что она слышала, будто в СССР создан противораковый препарат, и что она просит Советское правительство выдать этот препарат для сотрудника ее покойного мужа.
— Что ответить? — спросил меня Громыко.
Я сказал ему, что Президиум медицинской академии изучал этот вопрос и пришел к выводу, что препарат не готов и применять его в клинике пока невозможно.
— Что же написать госпоже Рузвельт?
Я ответил, что так и следует написать: препарат действительно создан, но его эффективность медицинская академия считает пока недоказанной и применять в клинике не рекомендует.
Я не подозревал, что как только вернусь в Москву, сразу же попаду на разбирательство, связанное с этим злополучным препаратом КР. Оказалось, что после не имевшего успеха доклада на Президиуме академии Клюева написала письмо Сталину, в котором утверждала, что открыла средство против рака, что это великое завоевание советской науки, а президиум АМН не поддерживает ее, относится формально, бюрократически. Сталин был в большом гневе. Он создал комиссию в составе: А. А. Жданов, К. Е. Ворошилов и, кажется, А. А. Кузнецов.
Первым был вызван я. Не пожелав вникнуть в суть дела, Жданов тотчас накинулся на меня:
— Вы отвечаете за внедрение новых медицинских препаратов?
— Не я.
— Все равно, вы — бюрократы! Вам предложили великое открытие, спасающее людей от рака, а Вы равнодушно прошли мимо, не поддержали советских ученых, не заботитесь о нашем научном первенстве.
Я пытался объяснить, что все это совсем не так, что академия тщательно рассмотрела, рекомендовала продолжать исследования, но от внедрения в практику пока решила воздержаться. Но Жданов был настроен очень агрессивно. Он перебивал меня и ничего не хотел слушать. Было ясно, что комиссия уже имеет свое мнение и не изменит его, ибо хорошо знает, какого мнения от нее ждут. На комиссию приглашали президента АМН, вице‐президента, академикасекретаря Парина. Наша точка зрения была общая, но комиссия, вопреки ей, дала заключение:
1. Создать для Клюевой и Роскина лабораторию.
2. Опубликовать об их открытии в «Правде» и «Известиях».
3. Срочно опубликовать их монографию[107].
Клюева обратилась ко мне с просьбой написать предисловие к монографии. Я отказался, заявив, что я не являюсь специалистом‐онкологом. Она обращалась затем к онкологам, но все отказались. Книга вышла без предисловия, но была сильно разрекламирована. Клюеву выбрали в Верховный Совет.
Вскоре в США отправилась делегация советских ученых во главе с Василием Васильевичем Париным. Это был ответный визит наших ученых, ибо перед тем в СССР была группа американских медиков, которые, между прочим, познакомили наших специалистов с технологией изготовления стрептомицина. Накануне отъезда Василия Васильевича я был у него вместе с женой. Он в Америку ехал впервые, и я счел нужным кое о чем его предупредить.
— Вас ожидает очень хорошая радушная встреча, — говорил я ему. — Отели в Америке очень дорогие, поэтому ученые будут предлагать остановиться у них дома. Но вы на это не соглашайтесь, потому что это не принято. Если за что‐то будут предлагать деньги, вы тоже их не берите.
К сожалению, Василий Васильевич этими советами пренебрег.
Когда Роберт Лесли — председатель советско‐американской медицинской ассоциации — предложил ему жить у него в пустой квартире (семья уехала на отдых), Василий Васильевич согласился. Кроме того, за прочитанные лекции ему там выплатили какую‐то сумму денег. Все это потом обернулось против него.