Логово смысла и вымысла. Переписка через океан

Почти половина текста «Розыскания о убиении» основана на материалах «Велижского дела», однако полученные через С. С. Мамонтова документы автору (кто бы им ни был) ничем не помогли. Хотя запрос был сделан в сентябре 1843 года, документы датированы февралем‐мартом 1827‐го, то есть относятся к раннему этапу расследования Велижского дела, когда евреи обвинялись в убийстве только одного мальчика — Федора Иванова. Эти бюрократические документы были порождены поступившей из Велижа жалобой на следователя Страхова, который вел допросы «с пристрастием» (избивал и пытал подозреваемых). Просьба отстранить Страхова уважена не была. Затем дело приняло другой оборот: не сумев выбить из обвиняемых признаний в убийстве Федора Иванова, Страхов и присланный ему на подмогу подполковник Шкурин стали шить им убийства других детей (в том числе, никогда не существовавших). В общей сложности дело тянулось 12 лет. Евреи были оправданы единогласным решением Государственного Совета (1835), признавшего, что оно состряпано из нелепостей, подтасовок и лжесвидетельств. Тем не менее, все мнимые убийства из Велижского дела перекочевали в «Розыскание». Из этого ясно, что автор, задолго до получения материалов фон Фока, располагал полным архивом Велижского судопроизводства и ничего нового из этих материалов извлечь не мог.

Должен сказать, что я тоже не узнал из них ничего нового о Велижском деле, которое изучал еще в 1970‐е годы, когда писал исторический роман «Хаим‐да‐Марья»[139]. Но для темы об авторе «Розыскания» тот факт, что они были запрошены Департаментом иностранных исповеданий, интересен и показателен. Он подтверждает, что «Розыскание», скорее всего, составлялось в этом департаменте. Главой его был тайный советник В. В. Скрипицын, под чьим именем оно было опубликовано в 1878 году, то есть за 35 лет до того, как к нему было приклеено имя Даля. Со времени смерти Скрипицына тогда прошло четыре года, со времени смерти Даля — шесть лет. Были живы многие люди, хорошо знавшие их обоих, служившие с ними в министерстве, но никто против атрибуции Записки Скрипицыну не возразил.

Не совсем ясно, почему на заключительном этапе деятельное участие в запросе материалов для «Розыскания» принял сам министр Перовский. Можно допустить (хотя я не могу настаивать на такой версии), что первоначальный вариант рукописи показался ему беспомощным, и для ее доработки он взялся добыть дополнительные материалы. Однако не особенно преуспел. Похоже, что пункт 131 — об отрезании языка (!) у крестьянина Прокопа Казана тремя напавшими на него евреями — появился в «Розыскании» или был несколько расширен благодаря сенатским материалам, запрошенным министром Перовским. Но так как обвиняемые по этому делу были оправданы, а Казан, за оговор, был наказан двадцатью ударами плетью, то вклад министра в изобличение евреев в ритуальных убийствах оказался не особенно значимым.

Воспользовавшись архивными ссылками Ю. Гессена, А. Панченко не нашел ничего лучшего, как обвинить предшественника в… подтасовках! Он пишет:

«Гессен, писавший свою статью непосредственно после окончания дела Бейлиса, когда обсуждаемые нами вопросы были вполне злободневными, действительно опасался, что „на определенные круги имя Даля произведет впечатление“, вследствие чего намеренно маскировал и отчасти подтасовывал выводы, следующие из упоминаемых им документов».

«Подтасовки» состояли, оказывается, в том, что, просмотрев архивную рукопись «Розыскания», Гессен написал, что вставки в текст, переписанный канцеляристом‐переписчиком, сделаны НЕ рукой Даля. Г‐н Панченко с этим категорически не согласен. Впрочем, не так уж категорически:

«Не будучи специалистом‐графологом, я не рискую делать окончательный вывод о принадлежности почерка 2 Далю. Думаю, что профессиональная графологическая экспертиза позволит точно установить, писал ли сам Даль текст „Розыскания…“. Это, впрочем, кажется мне более чем вероятным».

Ему КАЖЕТСЯ! Таково основание для того, чтобы почтенного историка, чьи труды давно стали классическими, объявить мошенником!

Это не первый «наезд» А. Панченко на Ю. Гессена. Он теперь пренебрежительно отзывается о «Розыскании», но еще недавно ссылался на «труд В. И. Даля» как на надежный источник[140], а об аргументах Гессена против такой атрибуции заявлял, что их «нельзя признать достаточно вескими»[141], отдавая тем самым предпочтение «атрибуции» анонимных черносотенных публикаторов.