Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Беннер возражать не стал и угощение принял. Отдых затянулся, поскольку Эльма заснула, и Брюс не позволил ее разбудить. Они сидели с Тором у подножья холма и от нечего делать считали мелких насекомышей: не то паучков, не то жучков – снующих меж травинками. Разнообразие насекомых в Асгарде было крайне скудным.

- Как так получилось, что преступники занимаются наукой? – задал Беннер тот вопрос, который давно не решался задать. – В голове не укладывается.

- Так сложилось еще до воцарения отца, – пожал плечами Тор. – И стало традицией. А в Асгарде не принято нарушать традиции.

- Даже если они вредят развитию государства?

- Ты хочешь сказать, что в твоем мире людям живется лучше? – добродушно спросил Тор. – Людям в больших городах, как тот, который мы защищали, возможно, но ведь у вас есть и совсем дикие люди, как те, которые чуть не порвали мой плащ.

- Неблагополучные районы и страны, – отмахнулся Беннер. – Всегда есть неблагополучные и благополучные, но мы все же стараемся сделать счастливыми всех, помогать бедным народам, привносить в их жизнь медицину, образование, гаджеты. Я сам поехал в Африку, чтобы лечить простых людей.

- У вас очень много несчастливых людей, – отозвался Тор. – Джейн показывала мне по телевизору. Все люди несчастны, даже если у них всё есть. В Асгарде не так. Ты увидишь.

И Беннер увидел. И пожалел, что выбрался из уютного поселения. Первое впечатление от хутора было столь омерзительным, что только боль во всем теле помешала ломануться обратно в мир отверженных. Все то, что он себе представлял себе из учебника истории по Раннему Средневековью, воплотилось в простом асгардском хуторе: грязь, вонь, жестокие нравы, отсутствие элементарной гигиены. Разве что клопов и вшей не было и то только потому, что они не водились в Асгарде. Брюсу было противно прикасаться как к утвари, так и к обитателям хутора. Он не мог поверить, что сиятельный царевич Тор сошел чуть ли не за панибрата, и Эльма чувствует себя в своей тарелке.

Мало было бытовых бед, так еще и выяснилось, что простые асы английского не знают. Беннер успел выучить довольно много фраз на асгардском, который отдаленно напоминал английский, но даже если деревенские жители его понимали, то говорили с такой кашей во рту и с такими сокращениями, что он не мог вычленить ни единого слова.

Ела семья из одного котла, причем вид похлебки вызывал тошноту. Правда, на вкус она оказалась ничего: густой рыбный суп испортить трудно. Разумеется, никаких средств освещения, кроме костра, разведенного прямо в центре «спальни», не предусматривалось. В доме царил полумрак, несмотря на то, что солнце в это время года садилось чуть ли не в полночь. Хозяева улеглись спать сразу после ужина в восемь вечера, чего и гостям пожелали. Им отгородили закуток, за что Беннер был очень благодарен, но заснуть на твердых досках не смог. Тело и так болело после нескольких часов верховой езды. И хотя он подложил под себя все плащи, имевшиеся в наличии, все равно не сомкнул глаз. Еще и постоянно орали маленькие дети, из-за которых просыпались и ругались матери. Картину дополняла страшная вонь.

Хутор Асгарда мало чем отличался от африканской лачуги, разве что в лачугах Беннер никогда не жил, оборудовав собственный дом по своему вкусу и с максимальными возможными удобствами, а здесь выбирать не приходилось. Стоило ему забыться тревожной дремотой, как проснулись женщины-доярки между четырьмя и пятью часами по земному исчислению. С ними проснулись маленькие дети, опять заорал младенец, и Беннер понял, что скоро сойдет с ума, или того хуже – обратится в Халка. Зато Эльма и Тор, спавшие рядом, ничего не замечали! Беннер завидовал их сну черной завистью. Он встал с импровизированной постели и вышел из дома, накинув все плащи, на которых пытался заснуть. На улице было зябко и туманно, собирался дождь.

Беннер обошел хозяйство, ловя на себе подозрительные взгляды женщин. Хутор и правда был довольно большой со множеством утопающих в зелени одноэтажных построек, из которых доносилось ржание и блеяние. Чуть ли не под ногами копошились куры и гуси. Беннер дошел до пышных зарослей красной и черной смородины. По словам Локи, она была мелкой и кислой, но все же ягоды хотя бы к августу вызревали. Пока же вместо ягод распускались свежие листики и кисти цветков. В отдельном загоне лежали новорожденные козлята, которым не было и месяца от роду. Брюс вспомнил, как мальчишкой ездил с родителями на ферму. Ему нравилось наблюдать за скотиной и техникой, работающей в поле. Но асгардская ферма не представляла собой ничего божественно интересного.