Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Голос Отал, такой воинственный и шумный вначале, утих к концу тирады. Язык окончательно отказал ей, и, как Ивар не прислушивался, ничего внятного, кроме как имен Хагалара, Локи и Одина, так и не услышал. В неясное бормотание про чьи-то амбиции (кажется, Хагалара) и плененных детей Одина он даже не вслушивался. Ему и на трезвую голову хватало ставшего притчей во языцех высокомерия боевых магов. Он только надеялся, что купол, глушащий звуки, сработал отменно. Если кто-то подслушает, то не миновать беды. Ну Отал, вот что она обо всех тут думает. Поливает грязью царевича, а сама не менее двуличная тварь! Ивар привык скрывать свои подозрения. Ему казалось, что все окружающие, словно священные животные на заклание, следуют за Локи и видят в нем свет надежды, но, возможно, не все обезумели от сожительства с высокородной особой. Угораздило же Локи выбрать себе в наставницы именно Отал — змею похлеще Хагалара. И мало того, что ей своя жизнь не дорога, так еще и подставляет других своими воплями! Других, которые вообще ни при чем и не собираются участвовать ни в какой революции — ни в промышленной, ни в обычной. Некстати вспомнились етунхеймские книжки, которые Ивар разбирал в последнее время. Там была подробно расписана физиология аса: все процессы от кроветворения до сигналов, поступающих в мозг по афферентным волокнам от внутренних органов. Не случайно именно в Ётунхейме появились эти книги. Столетиями вместо смертной казни и пыток все приговоренные отправлялись прямиком на исследовательские столы. Столетиями прочие миры отдавали Етунхейму преступников, а взамен получали талмуды исследований, посвященных собственным расам. Это было еще до последней войны, но сейчас, когда царевны Етунхейма появились в поселении, когда Локи знаком с ними лично и даже просил их вылечить нескольких ученых, не вспомнит ли он, увлеченный наукой, о давнем соглашении? Умереть в ходе дворцовых интриг Ивару не хотелось, но попасть под нож етунам не хотелось еще больше, а особенно по милости боевой магички, которая окончательно запуталась в собственной околесице и улеглась спать прямо в лабораториуме, не спросив разрешения. Ладно, это еще не худшее, что она могла натворить.

Утром следующего дня крестьяне решили приятно удивить Беннера, недовольного их жизненными условиями. Они испекли хлеб прямо в земле: на глазах гостя закопали форму в горячий песок, а по прошествии часа откопали и приказали попробовать. Отказаться он не посмел и по достоинству оценил столь странный метод приготовления.

— Почему вы не используете близость горячих источников? — удивился он, делясь хлебом с Эльмой. — Поразительно, что вы не пытаетесь хоть как-то отапливать ими дома.

Эльма перевела, но его слов не поняли, хотя и улыбались, и кивали. Беннер за последнее время успел убедиться, что в Асгарде очень трепетно относятся к гостям, и пускай во дворце он чувствовал себя ущемленным, но в поселении и на хуторах в полной мере оценил гостеприимство асов. Другое дело, что даже бонды при всем желании не могли предоставить хоть немного приемлемые условия, но они старались удовлетворить любую просьбу, так что Брюс стеснялся о чем-то просить.

Перед отъездом он сердечно поблагодарил местную медичку за помощь и приятное общение. Именно она натолкнула его на мысль о кортизоле, который пока казался ответом на все вопросы. Беннер хотел материально отблагодарить Гуду, но боялся совершить промах, поэтому обратился к Тору.

— Если хочешь оставить ей что-то на память, дари сам, — посоветовал бог грома. — Если я или Локи подарим, пусть даже пластинку серебра, она не потратит ее никогда, а будет носить как украшение и оберег.

— Я не имел ввиду, чтобы ты что-то дарил вместо меня, — объяснил Беннер. — Я хотел спросить, насколько это уместно? Черт поймет ваши правила: не забьют ли ее камнями за то, что она приняла подарок от незнакомого мужчины?

Тор в ответ рассмеялся и шепнул пару слов Эльме. Та кивнула и ушла, а Беннер терялся в догадках, что задумали асы, пока при прощании не увидел на пальце Гуды одно из колец Эльмы. Такого поворота он вовсе не ожидал, но не устраивать же прилюдное разбирательство.

— Я вернусь на Землю и куплю тебе кольцо в несколько раз дороже, — пообещал он Эльме, когда пять лошадей зашагали по пыльной дороге, огибая очередную гору. Магичка не ответила, только таинственно улыбнулась, а в ее глазах блеснул луч восходящего солнца. «Ей пойдут сапфиры, — решил Брюс. — Или азурит, циркон… Нет, танзанит — камень северного сияния — он будет идеален».