Локи все-таки будет судить асгардский суд?

Маг тяжело опустился на пол. Он размеренно дышал, стараясь привести мысли в порядок. Гоготание гусей слышалось всё отчетливее. На него можно отвлечься. На белых и коричневых гусей. Гусей, идущий к луже. К глубокой луже, где так хорошо плавать.

А еще можно отвлечься на боль, пока Алгир промывает рану на руке чем-то щиплющим.

— Глубокий.

Он сказал «глубокий», а не «глубокая», значит, знает про укус. О, как же сложно связно мыслить!

— Я чуть не убил Ивара, — произнес Хагалар долгую минуту спустя, когда почувствовал, что безумие отпустило и сознание полностью вернулось к нему. — А прежде чуть не покалечил Отал.

— От своей сущности не убежать, — философски заметил Алгир. — То, что тебе удавалось сдерживать себя почти тысячу лет — удивительно. Но больше ты не сможешь.

— Я не сомневаюсь в твоих лекарствах, — хмыкнул Хагалар. — Не сомневался тогда, не сомневаюсь и сейчас.

— Лекарства бесполезны, — покачал головой Алгир, перевязывая ладонь. — Главное — это спокойная жизнь. Без сильных стрессов, без потрясений. Жизнь, не требующая твоего гения. Но сейчас ты разве не стремишься вернуться к тому, что было когда-то? Неужели заключать договора с иными мирами сейчас проще, чем раньше?

Хагалар не ответил. Память услужливо стирала и стычку с Отал, и истязание Ивара. В голове засело только одно слово — «тварь». Не его слово. Первой его произнесла Отал, но он не ее копировал. Он слышал его очень давно. От Гринольва. Конечно же. Гринольв любил так называть его, когда бывал особо недоволен и пытался наказать. Порой игра в догонялки и прятки по комнате кончалась плохо для мебели и прочих предметов быта. Но Гринольв никогда не приковывал, хотя мог. Словно ему нравилась охота за жертвой в замкнутом пространстве, словно он получал от догонялок и ругани гораздо больше удовольствия, чем от самого процесса нанесения ударов. Можно спросить. Но вряд ли Гринольв теперь признается.

События получасовой давности превращались в осколки, но, перебирая их, Хагалар мог с уверенностью сказать: так он себя раньше не вел. Он не срывался. Никогда. Не терял рассудок столь опрометчиво. Не давал волю эмоциям. Некстати вспомнилось треклятое избиение детеныша. Локи разбудил зверя, хотя сам того не понял. И чуть было не поплатился жизнью. Когда Хагалар пришел в себя и посмотрел на спину якобы плоти Одина, то не увидел ни единого кусочка кожи, зато хорошо просматривались обнажившиеся мышцы. И кровь. Много крови. Прикованные софелаговцы со своего ракурса не видели всей тяжести повреждений. И только вызвавшийся лечить Лагур знал всё. И ничего никому не сказал, а на лице его не дрогнул ни один мускул. Будто до поселения он работал палачом и привык к подобным картинам. Но ребенок. Если бы он не отключил сознание, то умер бы в муках. Хагалар это сразу понял, но запретил себе вспоминать. А сейчас прошлое нахлынуло, сметая лавиной события сегодняшнего дня. В тот раз ему удалось подчинить собственное безумие и срывов больше не было. Удастся и на этот раз. Больше никто не пострадает. Никогда.

Фену не могла вспомнить, сколько лет или даже столетий не покидала поселения, а до этого — родной хутор. Уходила ли хоть когда-то дальше ближайших соседей, океана и небольшой рощицы скрюченных березок, окружавших топкое болото? Столетиями родной мир оставался для нее загадкой, зато теперь она имела сомнительное удовольствие осматривать южные земли. В седле она держалась немногим лучше ученого человека, поэтому блистательным царевичам частенько приходилось их ждать и делать незапланированные привалы. Они часто уезжали далеко вперед, оставляя ее с человеком на попечении прислужников Тора. Те английский не понимали и не вмешивались в неспешные беседы, дурманящие человека.