Лолотта и другие парижские истории

Лолотта согласилась. Почему бы и не навестить, если Нечётный всё равно не пришел – он теперь тратит её многолетние сбережения на какие-нибудь прекрасные и ненужные вещи, а ей необходимо успокоиться. Счастливый ажан откланялся, и Лолотта полезла проверять шляпную картонку.

Ну хотя бы с этим ей повезло – рисунок оказался на месте.

24

– Ты почему всё ещё здесь? – в моей двери опять торчала голова нарколога. Я закрыл кабинет и пошел за ней следом. День был жаркий, белый халат девушки просвечивал так, что смотреть приятно, жаль, что с тех пор, как мы почти перестали общаться, я забыл её имя. Кто-то забывает лица, а у меня плохая память на имена. Табличка на двери справа – врач-нарколог Мурашова А. И., врач психиатр Клеменчук Р. П. Клеменчук – это Рада, а нарколог – Анна. Вспомнил.

– Туда не смотри, все давно в ординаторской, – сказала Анна, спиной, не иначе, отследив мой взгляд.

Действительно, в ординаторской собрались, кажется, все врачи клиники, включая тех, кого я ни разу не видел раньше. Обычно меня не удостаивали приглашений, и сейчас где-то таился подвох – просто я его пока что не понял. Но торопиться мне было некуда, дома ждал разве что пустой почтовый ящик – поэтому я сел на диван с самого края, и тут же вспомнил ещё одного своего давнего пациента. В детстве пожарный чуть ли не последним вытащил его из горящего дома, и с тех пор ему нужно было обязательно сидеть поближе к выходу. В кинотеатре, автобусе, в самолете – где угодно, важно, чтобы с края. Если что – он быстро встанет и первым побежит, спасётся от землетрясения, цунами, аварии, убийц и пожара. Когда люди так дорожат своей жизнью, это хороший признак. Оправданная мания.

– Психолог, ты почему не пьёшь? – спросила именинница, судя по голосу, уже успевшая принять пару бокалов. Она была в том состоянии, в которое некоторые женщины сознательно вгоняют себя перед важным разговором – нервы оголены так, что искры летят в разные стороны. Рада громко смеялась, и это ей не шло – впрочем, привлекательным бывает только фальшивый смех, а Рада хохотала от души, пусть нервно, но искренне. Я взял себе стакан, налил вина – оно выглядело мутным, как застоявшаяся вода в луже, подкрашенной осенними листьями. На вкус было немногим лучше, зато от шеи к плечам спустилась приятная тяжесть, как будто кто-то бросил на спину бархатный занавес.

– Я рад, что ты меня позвала, – обратился я к имениннице. Она снова засмеялась – металлическим смехом, похожим на автоматную очередь:

– А я просто – Рада!

Тут же подскочила Анна, налила ещё вина – и теперь оно не показалось мне мутным.

– Приятно, когда тебя спаивает нарколог, – пошутил я. Анна польщённо улыбнулась:

– Тебе алкоголизм не грозит.

– Может, у меня просто не было шанса проявить себя на этом поприще? – Я чувствовал, что этим вечером любая моя шутка будет принята не хуже, чем остроты хирурга – деревянные, в заусенцах. Не зря хирург бросал на меня раздражённые взгляды, режущие не хуже скальпеля.

С каждым новым стаканом тяжёлый бархатный занавес спускался всё ниже и ниже. Я понял, что хочу напиться и напьюсь.

Мне нравились и Рада, и Анна – других женщин в ординаторской я не отражал, всё крутилось вокруг нарколога и психиатра. Струнный дуэт: виолончель Рада – крупная шатенка, совсем безгрудая, но с широким задом и тонкой, как у подростка, талией. Скрипка Анна – миниатюрная быстрая мышка с прелестными, чуточку оттопыренными ушками и гладкой блестящей кожей. Я с удовольствием сыграл бы на обеих, даже вспомнил подходящие музыкальные термины – легато, стаккато, фермата, и снова – легато, стаккато…

Анна протянула мне одноразовую тарелку с бутербродом – кусок колбасы походил на высунутый по просьбе доктора язык. Рада резала торт, снимая пальцем крем с ножа и облизывая его так, что не только мы с хирургом, но даже пожилой невропатолог смотрели на неё преданно, как стая голодных собак.

Незнакомая женщина вдруг начала говорить о том, как выросли в последнее время цены на недвижимость. Это прозвучало как сигнал – мужчины перестали пялиться на Раду и её нож, Анна уселась рядом со мной и – будто кто-то нажал невидимую кнопку – полился общий разговор.

Вначале поздравляли именинницу, расписывая её видимые и невидимые достоинства. Вручили конверт с деньгами и букет цветов, явно постоявший в чьей-то вазе пару дней. Рада принимала восхваления спокойно, было видно, что она не особенно верит им, но и не видит причин обнародовать свои чувства. Потом все начали вспоминать недавние случаи, больных с причудами – в общем, это был именно такой вечер с коллегами, каким я его себе и представлял. За исключением того, что я не представлял себя настолько пьяным – меня развезло, и теперь страшно клонило ко сну (но с непременной остановкой по дороге – в объятиях скрипки или виолончели). Мысленно раздевая Раду и Анну, – как тех бумажных кукол с отгибающимися белыми защипами, в которых играли мои одноклассницы – я не сразу услышал, что красавец-хирург обращается ко мне: