Читаем Ломая печати полностью

Ломая печати

В той же одежде ходил и тогда, когда началась зима, и их, склабинчан, стали рассылать в разные лагеря: одних — в Торгау, других — в Мейсен, третьих — в Дрезден и в Рохсбург. № 306084 отправили в Плавно. Тут было хуже всего. Голод, холод, налеты. Владо заболел, на ногах появились кровавые раны, они не заживали, не затягивались и так болели, что он начал хромать. А потом уже совсем не мог ходить. И однажды, когда он не смог выйти из барака, чтоб встать в ряд на плацу, а, может, потому, что он был такой маленький, его отправили в медпункт.

Вернее, не отправили, а отнесли.

Там были врач и санитар. Мальчика положили перед ними на пол. Они не верили собственным глазам. А когда он показал им свои раны, переглянулись, и врач погладил его по волосам так же, как тогда, в мартинской тюрьме, сосед, сказавший, что расстреляли отца.

Врач велел тому, другому, раздеть мальчика. Долго смотрел на жалкое тельце, качая головой, и снова сказал что-то санитару.

Мальчик подумал, что это ему померещилось: ведь это были те же слова, которые говорили французские солдаты у них на гумне, посылая его за водой. Ведь и этот сказал тому, второму:

— Va chercher de l’eau.

И сказал на том же языке, на котором говорил Рене, его друг, угощавший его конфетами; Рене, который позволял Владо смотреть на игру в домино и так любил мамины пышки с повидлом. А может, все это ему только снится? Но нет, это те же слова, как тогда. «Va chercher l’eau», — сказал один другому. «Принеси воды!»

Владо напряг внимание и ждал, что будет дальше.

Тот, второй, в самом деле подошел к двери, взял кувшин с водой и подал его врачу. Значит, это правда! Он понимал их! Это французы! Его друзья! Если те были хорошие, то и эти наверняка хорошие. Просвет в мрачном мире чудовищ.

— Русский? — вдруг спросил один из них.

Владо покачал головой. Нет.

— Серб?

— Поляк?

— Чех?

И тогда он решился. Собрал все силы — вся кровь бросилась ему в лицо, и он произнес, пожалуй, лучше, чем тогда, дома, на гумне для французского командира, который так долго смеялся и похлопал его по плечу:

— Eh bien, mon garçon, va chercher de l’eau et magne-toi! Garde à vous! Alignement! À droite, droite! À gauche, gauche! Demi-tour, à droite! Portez arme! Reposez arme! Repos! Mon garçon, viens un peu casser la croûte avec nous[14].

В комнате словно бомба разорвалась. Врач от изумления широко раскрыл глаза. А санитар, держи он в руках кувшин, наверняка выронил бы его. Оба что-то говорили — и мальчику, и между собой, но Владо уже не понимал ни слова. Наконец они открыли дверь и позвали заключенного, носившего дрова для печки. Что-то объяснили ему.

— Кто ты? — спросил его тот заключенный, и Владо понял его: он спрашивал по-польски.

— Словак, — ответил мальчик.

— А где ты выучил эти французские команды?

Владо рассказал, где и как. Поляк переводил.

Когда он окончил, врач прижал Владо к себе, так что мальчик почувствовал, как у него бьется сердце. А поляк перевел:

— Ты болен. И должен лежать. Так велел врач.

Его отнесли в барак для больных. Вечером пришел врач.

Он сделал вид, что осматривает Владо ноги, а сам сунул ему немного еды. «Eh bien, mon garçon, va chercher de l’eau et magne-toi», — прошептал он потихоньку и пожал мальчику руку.

На другой день он опять пришел. И с тех пор ходил все время. И сделал все, чтоб Владо остался там подольше, и тем самым, собственно, спас его.

Потом пришло освобождение. Но у Владо было плохо со здоровьем, и ему еще долго пришлось пробыть в Германии, а ведь уже была свобода! Но лишь спустя долгое время его отвезли домой. В эту известную деревню в известной долине, где восемнадцать вдов и сорок сирот оплакивали своих близких, которые не вернулись.

Лишь тут, когда всюду уже был мир, он узнал, как погиб отец. Его застрелили вместе с другими турчанами у края будущей могилы. Но где была могила, не знал никто. Лишь когда возвратился из Германии один из несчастных пленных, которого тогда заставили копать яму, он показал то страшное место на Буковинах. Только тогда могилу разрыли и пересчитали мучеников.

Опознать мертвых, однако, было не просто. У них были размозжены черепа и изуродованы лица, руки связаны за спиной телефонным проводом. Они были изуродованы до неузнаваемости, так, что комиссия по идентификации приказала собрать все предметы, обнаруженные в карманах, и от каждого предмета одежды отрезать лоскут и выставить в витринах мартинских магазинов. По этим лоскутам родственники и знакомые узнавали жертв.

Отца узнали сразу.

Единственный, дорогой, тот, что умел похвалить и наказать, за руку которого Владо держался всю дорогу до тюрьмы; тот, кто был так рад, что сын выучил французские команды, заклинания, которые в конечном счете спасли ему жизнь.

Смирно!

Garde à vous!

На плечо!

Portez arme!

Вольно!

Repos!