Ломаные линии судьбы

Но вдруг, практически уже задыхаясь, Глаша испытала слепящую, дикую ярость, затопившую ещё не захваченное до конца темнотой сознание, – ту самую родовую черту своего характера, пробудившуюся и зарычавшую в ней диким зверем. И сразу как отрезало – она перестала бояться! А в следующий момент потух экран цивилизованности, вырубая все внутренние тормоза, срывая предохранители и отказывая разуму в доступе. Аглая взревела как дикая волчица, бьющаяся за свою жизнь, и со всей возможной силой ударила локтем назад, в сопевшего от натуги убийцу. От неожиданности тот дёрнулся и слегка ослабил удавку, на короткое мгновение позволив Аглае ухватить глоток воздуха.

Сосредоточившись на задаче, она наступила каблуком ему на ногу и ударила другим локтем, но попала вскользь по рёбрам. Убийца охнул от боли, что-то взрыкнул, прохрипел и затянул удавку на шее девушки с новой силой, но вдруг… как-то странно, придушенно крякнув у Аглаи над ухом, ослабил зажим.

Не теряя ни полсекунды на размышление, почему он это сделал, на зашкалившем адреналине и ревущей ярости Глаша резко развернулась и с разгону, со всей дури засадила мужику коленом в пах.

– А-х-х-х!!… – хрипнул тот, резко выдохнув, ухватился двумя руками за свои гениталии, покачался, скорчившись, вперёд-назад пару секунд и завалился на землю.

А Аглая, сложившись пополам, упёрлась руками в колени, надрывно кашляя, судорожно вдыхала, коротко, истерично выдыхала и снова вдыхала…

– Глаша, ты как? – раздался вдруг у неё над головой перепуганный голос подруги Лильки.

– Жива… – прокаркала Аглая, с натугой проталкивая через горящие огнём лёгкие и горло слова.

По-прежнему согнувшись и продолжая судорожно дышать, она сдёрнула резким движением болтающуюся на шее удавку и зачем-то засунула ту в карман пальто.

Постепенно начала возвращаться возможность нормально соображать и хоть что-то видеть через стремительно тускнеющие черные и золотистые пятна перед глазами.

– Это ты его, что ли?… – просипела Глаша.

– Ага, – подтвердила Лилька, гордясь собой необычайно.

Ухватившись за прут забора, Аглая осторожно распрямилась, посмотрела на постанывающего от боли мужчину, корчившегося в позе зародыша на земле у злобного куста, который расцарапал ей все ноги и убил напрочь шёлковые колготы. Лениво как-то, мимоходом, отметила, что это тот же козёл, что напал на неё в прошлый раз и украл рюкзак. И перевела взгляд на свою во всех смыслах боевую подругу.

– Чем… ты его… приложила-то? – просипела, делая натужные паузы между словами.

– Малой скульптурной формой, – ответила Лилька.

– Чем… чем? – переспросила Аглая и закашлялась.

– Статуэткой, – объяснила Лилька.

– Где ты… её взяла? – прохрипела Глаша. Ей было больно аж до подступающих слёз.

– Сделала, – пожала плечиками Лиля.

– Сама? – вытолкала из себя очередное слово Аглая.

– Ну да, я осваиваю новые творческие горизонты, – пояснила назидательно подруга и взъерошилась, как недовольный воробей. Она всегда так делала, когда кто-то не мог по достоинству оценить её художественные поиски и проявление себя в творчестве.

Аглая ошарашенно посмотрела на Лильку и самым серьёзным тоном заверила подругу:

– Не знаю… как горизонты… но «прикладное» назначение… своего творчества, Лилька… – Она помолчала, переводя дыхание, кашлянула и досипела свою мысль до конца: – Его сегодня ты совершенно определённо нашла.

И, хрюкнув раз, а за ним другой, истерически засмеялась во весь голос, но тут же, схватившись за горло, закашлялась от резкой боли, аж прослезившись.

– Да-а? – Лилька посмотрела на подозрительно притихшего преступника с сомнением, пришла, видимо, к каким-то выводам и ответила: – Наверное, ты права. Это определённо было лучшее в жизни «приложение» всего моего творчества.

И нервно заржала, поддержав подругу. И вдруг взвизгнула:

– Ой, Глаша! Он уползает!

– И что? – прохрипела Аглая, глядя, как несостоявшийся убийца, перевернувшись на четвереньки, медленно, но целенаправленно двигается от девушек вдоль забора.

– Как что? – поразилась Лиля. – Надо же его задержать. Он же тебя убить хотел.

– Ну, иди… приложи его ещё разок… этой своей… малой скульптурной формой… – предложила Глаша.

– Опасаюсь я, – честно призналась подруга.

– Вот и я опасаюсь… и сил у меня никаких нет… – ответила с натугой Аглая, переводя дыхание в паузах между словами. – Надо полицию вызвать… пусть они его и ловят.

– Надо, – подтвердила Лилька, глядя, как мужчина, цепляясь за забор, пошатываясь, поднялся на ноги и, придерживаясь рукой за прутья, поковылял прочь.

А на Аглаю внезапно накатила какая-то жуткая слабость, коленки подогнулись, и она бесформенным тяжёлым мешком опустилась на землю, привалилась боком к забору.

– Глаш, ты чего? – испугалась Лилька и села на корточки перед подругой, двумя руками прижимая к груди свою бесценную статуэтку.

– Я сейчас… – пообещала не пойми что Аглая. – Что-то мне плохо. У тебя… вода есть?

– Есть, в машине! – Лилька резво ломанулась куда-то через кусты.