– Слушайте, ребята, вы бессовестные. Я думал, что вы уже давно ушли. Проболтали почти полчаса. Там ваша Иринка вся извелась. Давайте закругляйтесь.
Трепалов встал.
– Выздоравливай, Будилин, возвращайся. Мы ждем тебя. Впереди много дел.
Кровавый шмон в «Славянском базаре»
– Освободите, граждане, проход, нашего дорогого гостя пропустите. – Швейцар в ливрее отстранил от входной двери молодую пару – юношу в широкой кепке, из-под которой торчали темные вихры, и курносую напомаженную девицу в тонкой косынке. – Прошу вас, Николай Михайлович, проходите-с, давненько к нам не заглядывали. – Швейцар раздвинул тяжелые зеленые портьеры, снял золоченый картуз, угодливо склонил седую голову и открыл вторые двери в вестибюль. – Очень даже рады вам-с, за честь почтем-с, куда прикажете, в общий зал или в апартаменты?
Высокий человек с горделивой осанкой, в шляпе котелком и с белым шарфом на шее, не обращая внимания на швейцара, прошел мимо молодых людей, с интересом взиравших на него, отстранил в сторону выбежавшего навстречу полового, державшего поднос с чаркой водки, и, неслышно ступая мягкими штиблетами по красному ковру, поднялся по ступенькам в вестибюль.
Справа за портьерами находился знакомый зал. В нем все было по-прежнему, как и год и два года назад до революции. Стеклянный с потеками потолок, сквозь который сочился серый дневной свет, в центре мраморный фонтан, между столиками кадки с пальмами. Двое половых в белых куртках с неизменными полотенцами на левой руке стояли у входа на кухню. Только запахи стали другими, несло подгоревшим маслом. Да и посетителей в зале почти не было. За дальней колонной сидел какой-то черноволосый с сизыми щеками, по виду армянин, наливал себе из графинчика, похоже, коньяк.
– М-да, – глубокомысленно изрек Николай Михайлович, поморщился, чихнул и повернулся назад. Швейцар тотчас подбежал к нему. – Чего ж у вас так скучно, уважаемый, людей совсем не видно. И музыка не играет, ни скрипки, ни рояля, из кухни тянет прогорклым жиром?
– Так, Николай Михайлович, время не подошло. Еще не вечер-с. К тому же нонче наш народ не очень-то расхаживают в рестораны, все больше по домам сидят, свечки запалить боятся. И кухня не та стала. Но к семи часам все разгуляется, кое-кто подойдет. Сейчас ведь какой остался народ, простой, бедный, богатых-то разогнали. Ну а бедные, сами знаете, за копеечку удавятся…
– Ладно, ладно, заскулил. А кто может прийти?
– Все больше ваши знакомые.
– Кто? Я спрашиваю? – Николай Михайлович достал белый шелковый платок и шумно почистил свой нос.
– Например, текстильщик Ковшов, – стал загибать пальцы швейцар, – трактирщик Буянов, адвокат Миркин, банкир Розанов, владелец ломбарда Мартынов. Их всех официант Матвей Пилюгин обслуживает. Они любят посидеть в апартаментах, без посторонних.
– Они богатенькие, говоришь?
– О да-с, у них у всех деньги есть. Особенно у тех, кто в банке да в ломбарде работает.
– Этих я всех знаю. А новеньких не видно? Незнакомые не приходили? – Николай Михайлович щелкнул пальцами. К нему тотчас подбежал половой с подносом. Николай Михайлович поднял стопку, понюхал и опрокинул в рот. На поднос швырнул мятый червонец. – Иди, малый, с тебя хватит. Незнакомые не приходили, я тебя спрашиваю? – Он обернулся к швейцару.
– Пока незнакомых не было. Бывают появляются. Но это разовые посетители. Иногда приходят такие, незнакомые, те до рассвета сидят, не расходятся. Так надымят, что хоть пожарных вызывай. И все в картишки играют по-крупному, тысячи кидают на стол.
– Вот это мне и надо. И где сидят?
– На втором этаже. На балконе, в апартаментах, натурально.
– Замечательно, – хлопнул в ладоши Николай Михайлович. – Окна на улицу выходят?
– Соответственно.
– Тогда организуй мне там тоже апартамент. Сейчас сколько? – Он вытащил из кармана брюк золотой брегет, усыпанный бриллиантами, щелкнул крышкой. – Ровно пять, через час-полтора ко мне придут гости. Надо, чтобы стол был накрыт, скажем, на четыре персоны. Понятно? – Николай Михайлович скинул в руки швейцара шляпу, шарф и пальто.
– Все передам, все сделаем в лучшем виде, проходите, Николай Михайлович, на второй этаж, там дежурит Матвей Пилюгин. – И швейцар стал знаками показывать стоявшему на лестнице немолодому человеку, чтобы тот встречал важного гостя. – Я ведь помню, Николай Михайлович, как вы обыграли в карты того царского актера, когда сидели в «Метрополе», я там тогда работал.
– Помнишь? – с интересом обернулся Николай Михайлович. – Молодец какой. Ты в самом деле там работал?
– Да, был половым и вам прислуживал.
– И что же ты помнишь?
– Ну, как вы карты сдавали, как себя не забывали. Пальчики у вас так и бегали, очень даже живые. Большой вы мастер в игре. У вас что ни карта, то картинка. Только вот, как звали актера, запамятовал.