Ломбард в Хамовниках

Сквозняк вовсе не собирался гнаться за легавым. Куда торопиться, зачем лезть на рожон? Уж не лучше ли выждать в подземелье, а когда все выйдут, самому потом втихаря выползти на волю. Сквозняк неторопливо шел вслед за сбежавшим легавым, обдумывая, где бы переждать. У него и мыслей не было, что тот может оказаться рядом, решится на захват. У него же никакого оружия нет, чего опасаться? Сквозняку, в сущности, были противны все: и Сабан с его непомерной жаждой наживы, и нищие легавые, вчерашние безземельные крестьяне, которые считают, что все должны жить по голодному пролетарскому закону. Вот в царское время, если вскрывали сейф, то уж находили в нем настоящие золотые червонцы, звонкие монеты, за которые можно было все купить, что пожелаешь. Сквозняк жил припеваючи. Ему давали хорошую наводку, все готовили для него аккуратно. Он наведывался по указанному пути ночью, раскладывал инструменты и начинал колдовать. Конечно, самый простой способ, это ломиком или фомкой вскрыть дверцу. Но дверцы стали делать толстыми и фомкой такие не возьмешь. Значит, нужен набор тонких отмычек. У каждого медвежатника были свои. Изготавливаются из прочной стали длинные стерженьки с острозубчатыми окончаниями. И таких разных острых спиц с жалом нужен не один десяток.

Сквозняк любил с ними работать. Вставишь иной острый с зубчиками и слушаешь, не зацепил ли зубчик за нужную скобу, рычажок или пружинку, не пора ли повернуть нужное колесико. Интересная работа, захватывающая. Только вот времени требует много и сноровки. Но и слух должен быть музыкальный.

Увы, те добрые времена, кажется, канули, утекли в эту подземную зловонную речушку. И уже никогда не вернутся. Миром стал править пролетарий, у которого отродясь никакого капитала не водилось. И никогда не будет. Он живет сегодняшним днем и о будущем накоплении не заботится.

Сквозняк остановился. Хотелось курить, хотя бы две затяжки. Он прислонился к стене, полез в карманы, ничего не обнаружил и тут уловил какой-то шорох. Крысы, мелькнуло в голове. Еще этого добра не хватало. Он хотел двинуться обратно, как неожиданно кто-то положил ему на левое плечо руку, что-то в воздухе свистнуло и на правое плечо ему обрушился удар.

– Ах ты, сука! – успел он выкрикнуть, хотел поймать в темноте руку легавого. Промахнулся. На его возглас никто не ответил. Плечо заболело. Сквозняк согнулся, перевел дух. Он повернулся и так скошенный на правый бок поплелся назад. И тут снова что-то свистнуло, он не успел увернуться, как удар последовал слева. Сквозняк охнул, присел на левый бок. Он не мог двигаться.

– Где ты, легавый? – простонал он. – Ты же сломал мне ключицу!

– Я здесь, гад, – неожиданно у самого уха услышал он шепот. – Пойдёшь со мной, Валя. Там, наверху, разберемся…

И мокрая скользкая веревка закрутилась на ослабевших запястьях Сквозняка.

Выползли из выгребной ямы

У конца туннеля их никто не ждал. Каменный свод неожиданно сузился, и впереди появился едва заметный дневной свет.

– Ура, выход! – завопил Гришка. – Выбрались!

Но он поторопился радоваться. Впереди их ждало еще одно испытание. Проход расширился и углубился. Теперь им пришлось брести по колено в застойной воде. Они подошли к сплошной железной решетке, забитой снизу досками. Это была запруда. Возле нее скопилась куча мусора. Вся эта жижа крутилась, булькала. Вода переливалась через край верхней доски. С правой стороны решетка была немного изогнута, через нее можно было перелезть, но вот дальше… Дальше начиналась каменная труба в диаметре едва ли больше метра. Лезть по ней предстояло на четвереньках?!

– Тьфу ты, черт, – выругался Сабан. – Где же выход, Пашка, куда ты нас привел? Нам что, лезть в эту трубу?

– Не волнуйся, начальник. – Пашка сплюнул и прополоскал руки. – Здесь есть лаз. Придется протискиваться, а если не хочешь, то давай по трубе, как черепаха. Это десять метров и прямо в Москву-реку. – Он хрипло засмеялся. Но его никто не поддержал.