Ломка

Всех заинтересовал альбинос. Неудачливые гепарды стягивались к убитой антилопе, и Спасский пригласил их полакомиться его добычей. Сытое чудо природы в снежной шкуре рассказывало собратьям интересные истории и даже нашло в лице обыкновенных гепардов благодарных слушателей, но потом мясо кончилось, а в зелёных глазах кошек всё ещё стоял голод, и они перестали понимать то, о чём говорил странный альбинос.

— Может, пойдём на Запад. Там много травы и антилоп, — предложил один хромой гепард.

— Не дойдём. Мы слишком слабы, а путь не близкий, — воспротивился другой, сильный и смелый, но слепой на правый глаз. — Лучше отправимся на Юг. Там на лугах много больных антилоп.

— На Юг нельзя, — запротестовал третий, опытный, но слишком старый. — В тех местах вотчина львов, нас перебьют.

— На Север! Я призываю всех на Север! В следующем году ожидается много травы на пастбищах Севера, а, значит, будет и добыча! — воскликнул молодой гепард.

— А что вон то стадо в ста пятидесяти метрах никого не устраивает? — спросил Спасский. — Мы знаем повадки животных, обитающих в наших краях, прекрасно ориентируемся на местности. Возьмём тех антилоп в окружение, наедимся до отвала, а потом, если кто захочет, может идти своей дорогой. Желающие могут остаться со мной.

Охота была удачной.

Это может показаться странным, но Андрей выспался, хотя сон едва ли продлился более полутора часов. Он чувствовал себя бодрым и полным сил и нисколько не удивлялся своему состоянию, потому что по-настоящему жил, а не передвигался относительно предметов и людей.

— Сколотить команду единомышленников — раз, накопить первоначальный капитал за счёт природных богатств Хакасии — два, провернуть операцию в максимально короткие сроки — три, вовлечь в кампанию как можно больше деревень — четыре… В принципе — всё. По сути, переходный период в провинциальной России начался только сейчас и дарует огромный ресурс возможностей, которые с лихвой перекрывают массу недостатков. Периферия ещё скажет своё веское слово, ещё имеется миллион незанятых ниш, если не миллиард. Не надо было Ломоносову иметь бездну ума, чтобы вывести процветание русского государства через Сибирь. Никто нам не нужен, сами справимся. Зачем жаловаться и просить помощи, когда по золотым россыпям ходим? — сказал Спасский, откинул одеяло и подошёл к столу.

Вчерашние письма были подожжены. Едкий запах дыма наполнил комнату и защекотал Санькины ноздри. Не открывая глаз, он закрутил головой на подушке, потом дёрнулся всем телом и присел на край кровати.

— Ты чё совсем рехнулся? Пожар что ли решил устроить?

— Спокойно… Придаю письма огню, — сказал Андрей.

— А нахрен писал тогда? — взбеленился Санька, и невозможно было понять, по какой причине он разозлился: то ли по поводу дыма, то ли из-за того, что был разбужен.

— После дня села займёмся бизнесом.

— А почему не ловлей бабочек?

— Я ведь серьёзно. Ты готов?

— Всегда готов, — вяло отчеканил Санька, отдал пионерский салют и принял в кровати горизонтальное положение.

— Не желаешь сделать утреннюю пробежку? — спросил Андрей.

— Да пошёл ты. Дай поспать.

— Понял. Исчезаю.

Трусцой побежал Спасский по деревенским улицам. Он должен быть в форме, потому что предстоит много дел, требующих полной самоотдачи. Клубы пыли поднимались от его ног, и он изредка оборачивался назад, чтобы посмотреть, как за ним вихрится и оседает пепельный туман. Спасский бежал по дорогам старой сельской России и наслаждался сумрачным видом ветхих покосившихся изб, многие из которых вросли в землю и стали подлинными памятниками истории.

— "Прощайте Кайбалы 2003-его, я буду помнить вас. Скоро здесь всё будет по-другому. Обещаю, что через десяток лет старушка Европа начнёт к нам ездить и перенимать опыт. Как вам, Кайбалы, такой расклад? Не ожидали? Спрашиваете, откуда я взял такую уверенность? Нет, не потому, что пришёл Спасский. Даже и не думайте. Всё гораздо интереснее… Просто время пришло. Воздушные массы из неизвестных далей переместили сюда ветра перемен. Люди неосознанно чувствуют это и готовы перейти на новый этап. Теперь достаточно искры, и я не упущу возможности высечь её, не упущу ни за какие коврижки. И в этом, уж простите меня, я эгоист, — думал Андрей и смеялся.

***