Ломка

Это "в-шестых" нравилось Андрею больше всего, но и пугало его. Ему хотелось, чтобы его друзья стали капитанами и перенесли новые веяния на почву других деревень, в которых, безусловно, тоже жаждут сдвигов. Он с щемящим восторгом в сердце мечтал о том, что те, от кого все давно открестились, начнут своеобразную артподготовку перед немыслимым доселе общим выступлением, должным охватить целые регионы. Для этого требовалось одно: пример горстки людей из отсталого по всем социально-экономическим показателям субъекта Российской Федерации. И если всё получится, то он, Спасский Андрей, позаботится о том, чтобы о кайбальском образце узнали люди. Национальная идея, поиском которой занимаются лучшие умы, примет чёткую форму через самых, что ни на есть, обыкновенных носителей, — заурядных, ничем особо не выделяющихся парней. Попытка — не пытка. Главное верить в себя, а также в то, что ты не болтик, отвалившийся от динамо-машины, а большой важный механизм в механизме громадном.

— Ты закончил с поливом? — крикнул Саньке Андрей, вырвав за думами все сорняки на морковной грядке и даже немного самой морковки.

— Да вроде бы.

— Завтра — в город! Чую, что будет бой!

***

Антон Спасский был в прескверном расположении духа. В семейных трусах он утопал в кожаном кресле, и его изрядно выпирающий живот, не прикрытый рубахой, сейчас сильно напоминал не испещрённый проливами и плоскогорьями полуглобус. Однако, для точности описания следует отметить, что от макета планеты сохранилась большая половина, потому что там, где по всему располагается студёная Арктика, легко можно было поставить стакан с горячим чаем, не опасаясь какого-либо крена, грозящего на гладкой как яичко поверхности полуглобуса настроить пупырчатых гор и, в конечном счёте, растопить ту ледяную область, которую называют Антарктидой. Но как раз этого Владимир и не боялся, потому что какой дурак захочет без весомой на то причины подвергать опасности северный полюс, а тем более местами и без того тёплый южный.

— Лучше, наверное, теребить указательным пальцем пуп земли, который здорово сохранился, несмотря на все тектонические перипетии при моём рождении, — наверняка бы сказал Владимир, если бы узнал, какие сравнения мы осмелились употребить.

— Нет, — ответили бы мы ему, предварительно согласовавшись с политической картой мира, — это не пуп, а пупок, обрезанный как и у всех при рождении. И вообще тут должно располагаться пресноводное озеро Байкал, а не пещеристая выемка после пересохшей лужицы.

— Привет, папа. У нас с Санькой к тебе дело, — без предисловий сказал Андрей.

— На мильён рублей? — улыбнувшись, спросил отец.

— Нет, всего лишь на двести тысяч, дядя Антон, — сказал Санька.

— Ну и шутники вы, ребята. У меня итак проблем хватает, да ещё вы тут лезете с дурными просьбами.

— Нам действительно нужна эта сумма — позарез. Хотим открыть собственный бизнес. Мы всё просчитали, — уверенно произнёс Андрей.

Он стал туманно распространяться о том, как они хотят поставить дело. Округляя затраты до минимума, он возносил до небес ожидаемые барыши, с самой выгодной стороны расписывал ребят, с которыми предполагал заняться бизнесом и, в конце концов, так увлёкся, что переключился на сельское хозяйство, которое вот-вот, через годик другой, словно ртутный столбик в градуснике, начнёт подниматься и достигнет таких высот, что получится кризис перепроизводства, и надо будет выходить на глобальные рынки. Воображаемые вагоны и зачем-то именно белые теплоходы, украшенные разноцветными треугольными флажками, устремлялись во все уголки света. Слаборазвитые страны, бойкотировав продукцию Штатов, с распростёртыми объятьями принимали у себя наших предпринимателей и, апробировав картошку российского производства, сразу же находили её более качественной по сравнению с аналогичными образцами конкурентов с Запада. Успеху не мешало даже то обстоятельство, что русский картофель почти сплошь приходил с сухой гнилью под кожурой — зато, как не безосновательно утверждали наши, она практически не пахнет и не имеет никаких сатанинских биодобавок внутри.

— Не получишь и рубля, — сказал отец.

— Если не дашь, уйду из дому, — парировал Андрей.

— Скатертью дорога, дитятя. Можешь идти на все четыре стороны. Никто не держит.

Андрей побелел как полотно. От волнения в его глазах полопались сосуды. Вновь, растопырив свои мерзкие щупальца, зашевелилась в душе гордыня; захотелось нагрубить отцу, но титаническим усилием воли он удержал себя от необдуманного шага. Таким образом, в запасе ещё оставалось несколько шансов. Он решил бороться до конца, даже если придётся унижаться, выклянчивать деньги, так как его мимолётные амбиции могли приостановить развитие и становление, как минимум, десятка людей его поколения и подставить под удар намечающуюся кампанию. Единственное, с чем он не мог согласиться, так это с тем, что свидетелем его позора может стать брат:

— Саня, выйди. Мне надо поговорить с отцом один на один.

— Я понял, — сказал Санька и вышел.