Ломоносов

В советской историографии сложилась традиция рисовать Ивана Даниловича Шумахера исключительно негативно, причем совершенно незаслуженно. Надо признать, что он был очень умелым администратором: именно по инициативе Шумахера в 1740‐е годы был напечатан первый подробный каталог книг академической библиотеки и тогда же введено железное правило – брать книги на руки на срок не более месяца. Во многом стараниями Шумахера при Академии открылись типография, гравировальная палата, переплетная мастерская и книжная лавка.

В советской исторической литературе часто можно встретить мнение, что Шумахер русского языка не знал. Это не так! Он владел русским, хотя и не в совершенстве. Работе в Академии это не мешало: ведь подавляющее большинство академиков были немцами, и все протоколы заседаний велись на немецком языке. Правда, к молодым русским ученым Шумахер относился настороженно. Им приходилось доказывать, что они не хуже немцев владеют предметом и могут разбираться в научных вопросах.

Расхожее мнение, что Шумахер и Ломоносов были врагами, ничем не подкреплено. Друзьями они, конечно, не были, но сохранились письма, из которых следует, что Шумахер к мнению Ломоносова прислушивался.

После восшествия на престол Елизаветы Петровны на пике борьбы с немецким влиянием под раздачу попал и Шумахер: его обвинили в присвоении 127 тысяч рублей. Елизавета назначила следственную комиссию, он был заключен под караул в его собственном доме. Кунсткамера, библиотека, книжная лавка и приходо-расходные книги были опечатаны.

Правителем академической канцелярии стал механик Андрей Константинович Нартов – любимец Петра Первого, его личный токарь. Этот человек был блестящим практиком, хорошим инженером – но не академическим ученым. Он даже не знал иностранных языков, не знал латыни и с немцами-академиками мог общаться с трудом. По сути, он вообще не понимал, что ему надлежит делать в новой должности. За полтора года управления академической канцелярией он сделал больше плохого, нежели хорошего. Так, из экономии Нартов прекратил издание «Примечаний к Ведомостям», лишив Академию печатного органа. Велел опечатать архив, содержавший научную переписку, а в ответ на справедливые замечания академиков грубил им… Терпеть его не было никакой возможности. Дошло до того, что даже Ломоносов, всю жизнь ратовавший за продвижение на руководящие должности русских по крови, признал немца Шумахера несравненно лучшим администратором, нежели Нартов. И он вместе со всеми подписал ходатайство с просьбой о возвращении Шумахера.

Его старый знакомец Юнкер дал показания и убедительно доказал, что Шумахер не только не пользовался в корыстных целях казенными деньгами, но даже закладывал драгоценности своей жены и дом тещи, чтобы расплатиться с беднейшими академическими служителями. В итоге следственная комиссия признала Шумахера виновным только в присвоении казенного вина на сто девять рублей с копейками и оправдала. В качестве компенсации за то, что он «претерпел не малый арест и досады», его представили в статские советники, а обвинителей его предложили сурово наказать: плетьми, а то и батожьем. Однако Елизавета Петровна столь сурового наказания не утвердила, да и сам Шумахер не был кровожаден, поэтому его обвинители отделались тем, что были отставлены от Академии. Он вернулся на свою должность, ну а Нартов – в Артиллерийское ведомство и сосредоточил свою деятельность «на пушечно-артиллерийском деле».

Глава седьмая Молодой ученый

Рис. Михаила Ломоносова к статье «Рассуждения о твердости и текучести тела». 1760

А.В. Маковский. Посещение императрицей Елизаветой Петровной мастерской Ломоносова. XIX век

В.Н. Ростовцев. Ломоносов в Академической обсерватории. 1959

Престолонаследие

Государыня Елизавета Петровна, заботясь о престолонаследии, вызвала из герцогства Голштинии своего племянника Карла Петера Ульриха Гольштейн-Готторпского. Он приходился сыном ее покойной родной сестре Анне. В феврале 1742 года юный голштинский герцог прибыл в Петербург.

Красуются Петровы стены,
Что к ним его приходит внук,
Прекрасной Анной днесь рожденный, —

ликовал Ломоносов.

По этому случаю в академической типографии была отпечатана его «Ода на прибытие из Голстинии на день рождение его императорского высочества государя великого князя Петра Федоровича 1742 года февраля 10 дня». Ломоносов выразил чувство, которые в тот момент испытывали многие, да и сама Елизавета: все надеялись, что внук Петра не посрамит имени своего деда. «Ты зришь великого Петра,/Как Феникса рожденна снова!» – восклицал Ломоносов: «Дражайшая Твоя Сестра/Жива в своем любезном сыне», – писал он, обращаясь к Елизавете Петровне.