Ломоносов. Всероссийский человек

Знание народного быта, здравый смысл и полное отсутствие сентиментальности выгодно отличают Ломоносова-нравоописателя от авторов следующего поколения. Любопытна его снисходительность к “непозволенной любви”, против которой он бы, собственно, ничего не имел, если бы не детоубийства и “тяжбы в наследстве”. Но авторитарный дух эпохи сказывается в его рекомендациях: запретить браки, в которых невеста старше жениха больше чем на два года, или жених невесты – больше чем на пятнадцать лет. В то же время он категорически против насильственных браков: “Должно венчающим священникам накрепко подтвердить ‹…› жениха и невесту не тогда только для виду спрашивали, когда они уже приведены в церковь к венчанию, но несколько прежде”. Видимо, Ломоносов помнил, как отец чуть было не женил его против воли.

Не случайно трижды овдовевший Василий Ломоносов поминается в следующем пункте, в котором предлагается “по примеру других христианских народов” разрешить четвертый и пятый брак: церковь, правда, пока что подобного не допускает, но это “запрещение пришло к нам из Солуня, а не от вселенских соборов или монаршеских и общенародных узаконений”. Это бы еще полбеды, но дальше Ломоносов уже открыто бросает вызов церковникам, предлагая запретить пострижение в монахи мужчин и женщин детородного возраста (соответственно до 50 и 45 лет).

Впрочем, к этой теме мы еще вернемся. А пока ученый прожектер переходит к предложениям по уменьшению смертности. Некоторые из них самоочевидны: скажем, организация воспитательных домов для внебрачных детей (чтобы предотвратить детоубийства) или резкое увеличение числа “докторов, лекарей и аптек”. Здесь Ломоносов не может не коснуться своей любимой темы: “Для изучения докторства послать довольное число российских студентов в иностранные университеты и учрежденным и впредь учреждаемым внутри государства университетам дать между прочими привилегиями право производить достойных в доктора. ‹…› Медицинской канцелярии подтвердить накрепко, чтобы как в аптеках, так и при лекарях было довольное число учеников российских…”

При этом представления Ломоносова (как и почти всех врачей и естествоиспытателей той поры) о причинах болезней трогательно наивны. Прошло уже больше полувека со времен Левенгука, наблюдавшего сквозь свой микроскоп микроорганизмы; но Михайло Ломоносов, образованный человек, обучавшийся натуральной истории на медицинском факультете одного из лучших европейских университетов, считает, что причина поветрий – затмения солнца: “Во время затмения закрывается солнце луною, ‹…› пресекается круто электрическая сила, которую солнце на все растения весь день изливает…”

Для уменьшения “убивств, кои бывают ‹…› от разбойников” предлагается восстановить городские укрепления, обветшавшие за полтораста лет внутреннего мира: “большая часть малых городов и посадов и многих провинциальных и уездных городов не токмо стен каменных или хотя надежных валов и рвов, но и деревянных палисадников или тынов не имеют, что не без сожаления вижу из ответов, посылаемых на географические запросы в Академию наук”. Русские “беспорядочные города”, на которые “не без презрения” смотрят иностранцы, надо упорядочить: тогда преступники не найдут в них себе укрытия, а в глухих местах – построить города новые. А глухих мест в стране немало: “…примером может служить лесистое пространство около реки Ветлуги, которая, на 700 верст течением от вершины до устья простираясь, не имеет при себе ни единого города. Туда с Волги укрывается великое множество зимою бурлаков, из коих немалая часть разбойники. Крестьяне содержат их всю зиму за полтину человека, а буде он что работает, то кормят и без платы, не спрашивая пашпорта…” Не забывает Ломоносов и о “живых покойниках” – крестьянах, уходящих в Польшу. “Побеги бывают от помещичьих отягчений и от солдатских наборов”. Ломоносов, не веря в возможность полностью закрыть границу, предлагает “поступить с кротостью”: не проводить в приграничных областях рекрутских наборов и уменьшить подати. С другой стороны, можно привлекать иммигрантов из Европы, где “нынешнее ‹…› несчастное военное время принуждает не токмо одиноких людей, но и целые разоренные семейства оставлять свое отечество”.

Ломоносов смотрит на малозаселенное пространство России как рачительный и строгий хозяин. В разговоре с Шуваловым он не стесняется называть вещи своими именами. А как бы обрушился он на Миллера, к примеру, если бы подобные реалистические описания российского неустройства появились в его журнале! Правда, сами по себе предложения об увеличении количества врачей и укреплении городских стен не содержали в себе ничего необычного и дерзкого. Но ими дело не ограничивалось.