Ломоносов. Всероссийский человек

Однако академия в те годы никак особенно не стремилась увековечить память Ломоносова и ничего не сделала для его семьи. Даже положенную пенсию Елизавета Андреевна получила не сразу и после хлопот. Правительство, со своей стороны, простило наследникам ученого невыплаченный кредит на обустройство мозаичной фабрики. Год спустя вдова Ломоносова умерла. Дочь, Елена Михайловна, в 1766 году вышла замуж за Константинова, библиотекаря Екатерины II, воспитанника академии, и через шесть лет умерла в родах, 23-летней. Одна из ее дочерей, Софья Алексеевна, вышла замуж за молодого офицера Николая Раевского – будущего легендарного генерала (сестры ее, Екатерина Алексеевна и Анна Алексеевна, умерли незамужними; не имел потомства и единственный внук Ломоносова, Алексей Алексеевич Константинов, скончавшийся в 1814 году). Екатерина Орлова, Мария Волконская, Елена, Софья, Николай, Александр Раевские – правнуки Ломоносова. Пушкин писал: “Имена Ломоносова и Минина вдвоем перевесят, может быть, все наши старинные родословные. Но неужели их потомству смешно было бы гордиться сими именами?” Но знал ли он, что речь идет об его ближайших друзьях? Почему-то они редко вспоминали о своем великом предке-плебее – хотя именно правнучкам Раевским пришлось заниматься публикацией (с помощью Свиньина) ломоносовского архива.

Семья Марии Головиной тоже воспользовалась славой своего родича: в 1798 году сестра Ломоносова, ее муж и их дети были освобождены от подушной подати (что не слишком понравилось их односельчанам). Известно, что Мария Головина, ее сын Петр и дочь Матрёна на склоне лет примкнули к старообрядцам-беспоповцам. Их потомки еще несколько поколений жили на Курострове. Некоторые из них потом тоже выбились в люди: например, М. В. Ершов, племянник Ломоносова в третьем колене, купец второй гильдии, в 1881 и 1883–1884 годах был городским головой Архангельска.

2

В течение полувека после смерти Ломоносова один за другим появлялись многословные панегирики покойному. Их сочиняли виднейшие писатели эпохи – от Николая Новикова до Ипполита Богдановича, от адмирала Шишкова до Батюшкова и его учителя Михаила Муравьева. Даже Елагин, при жизни “Телелюя” обменивавшийся с ним грубыми пашквилями, спустя несколько лет по кончине Михайлы Васильевича сказал в его адрес свою порцию высокопарностей. Только Сумароков упорно продолжал полемизировать с покойным, но в 1777 году его не стало.

Суть всех этих панегирических текстов хорошо передана одним державинским четверостишием:

Се Пиндар, Цицерон, Вергилий – слава Россов,
Неподражаемый, бессмертный Ломоносов.
В восторгах жарких он где раз взмахнул пером –
От пламенных картин доселе слышен гром.

Разумеется, поминалось и о “науках” – науках вообще, без уточнения. Для дворян-гуманитариев все это было более или менее темным лесом. Сложилось устойчивое мнение, что Ломоносов занимался естественно-научными исследованиями “по обязанности” или “в часы досуга” и лишь в художественное творчество, филологические, исторические труды вкладывал душу.

Только Петр Иванович Челищев в несколько неуклюжих, но искренних стихах перечислял едва ли не все занятия холмогорца:

С Невтоном исчислял в морях – алгебры груз,
В хаосе вихрей был Картезию соперник,
Схватил рукою цепь комет и звезд союз,
Держал что Птолемей, и Тихобрах, Коперник.

Челищев установил Ломоносову на Курострове памятник – пирамиду, украшенную резными изображениями; лира там соседствовала с глобусом и астролябией.

Друг Челищева, Александр Николаевич Радищев, был строже к Ломоносову-естествоиспытателю. Впрочем, и в филологических вопросах Радищев, “по отвращению от общепринятых мнений” (Пушкин), готов был поддержать осмеянного всеми Тредиаковского. Осуждал он Ломоносова и за “лесть царям”. В этом автор “Путешествия из Петербурга в Москву” был не одинок. Вот что писал, скажем, рано умерший поэт Андрей Тургенев (1781–1803): “Смею сказать, что великий Ломоносов, творец русской поэзии, истощая свои дарования на похвалу монархам, много потерял для славы своей. ‹…› Бог, природа, добродетели, пороки, одним словом, натура человека со всеми ее оттенками – вот предметы, достойные истинного поэта”. Это был взгляд из другого времени. Для современников Радищева и Тургенева “предмет”, тема стихов имела принципиальное значение и, главное, зависела от авторского выбора. Державин воспевал не абстрактную императрицу, а Фелицу-Екатерину, чей стиль правления и политика ему нравились; увидев вблизи “подлинник со многими недостатками”, он перестал посвящать ей стихи. Едва ли Ломоносов не знал о недостатках Елизаветы – просто это не имело отношения к делу.