Лондон

То был туннель под Темзой. Его спроектировали и построили Брюнель и сын – два величайших английских инженера, хотя отец был родом из Франции. В техническом смысле туннель был шедевром: пробурив толстый слой доисторического ила, он соединял Уоппинг с Ротерхитом на южном берегу. Проезжие пути так и не провели. Пешеходам остались лишь лестницы, и только храбрец или нищий отваживался ходить этим путем, рискуя быть ограбленным или убитым тамошними бродягами и разбойниками. Но у гостьи, направлявшейся к Папаше, вовсе не было денег.

Ее поход стал случайностью и был подстегнут газетной статьей. На ее улице в Уайтчепеле читать умели единицы, но один человек мог – он-то однажды и указал ей на имя Папаши. Прочел ей, что «Общество по улучшению условий жизни рабочего класса, основанное лордом Шафтсбери, получило чрезвычайно щедрое пожертвование от джентльмена из Блэкхита». Далее следовали имя и адрес Папаши. «Должно быть, добрый старик», – заметил чтец.

Она не особенно поняла, кем был Папаша, и захотела ему написать. «Могу помочь», – предложил ее друг. «Я и за это заплачу». Новой дешевой почтой за пенни мог воспользоваться даже уайтчепелский нищий. Однако, поразмыслив неделю, она решила лично увидеться с этим добрым джентльменом. Через туннель до Блэкхита от Уайтчепела было всего шесть миль. «Может, он пособит мне, когда увидит, – сказала она товарищу. – В худшем случае просто откажет».

Люси Доггет была на сносях.

Что может быть лучше аромата дымящегося ростбифа, который нарезают на подсобном столике? Хрустящая коричневая корочка, затем слой жира, далее мясо – розовое и чуть кровянистое в середке; нож входит в него, как в масло, выпуская сок. Сравниться с ним могут разве что цыплята, бараньи отбивные la jardinière, телятина с рисом, утка à la Rouennaise или ветчина с горошком.

Обед снова оживился. К мясу подали кларет – отменного качества. С его появлением Мэри Энн учтиво возобновила беседу с пожилым джентльменом, сидевшим справа. Взглянув через стол на Папашу, она поняла, что все предпочли забыть о возмутительной глупости юного Мередита. Папаша разглагольствовал о рододендронах, которые выписывал для сада из Индии. Силверсливз объяснял престарелой леди устройство дымоотвода для подземной железной дороги. Капитан Барникель расписывал прекрасные формы нового чайного клипера. Пенни вслух размышлял, на что сгодится Кристалл-Палас после выставки, а его жена рассказывала, что за день до нее выставку в очередной раз посетила королева. Мэри Энн, сама того не слишком желая, украдкой взглянула на Мередита.

Женщина подумала, что не пройдет и года, как он, чем бы ни занимался в Индии, вступит в полк. Представить его в алом мундире было легко. Он будет писаным красавцем. Отпустит ли усы? Сейчас он был гладко выбрит, но Мэри Энн безотчетно добавила их и чуть задохнулась. Они будут золотисто-каштановыми, как шевелюра, довольно длинными и шелковистыми. Женщины будут сохнуть, подумала она, и, почти не помня себя, уставилась вдаль, пока пожилой джентльмен не кашлянул, чуть напугав ее и напомнив, что она совершенно о нем забыла.

К последней перемене блюд даже Папаша поступился пуританскими правилами и разрешил подать их больше шести. Но викторианский обед завершался двумя блюдами. Для тех, кто еще не наелся или не любил сладкого, подавали нечто солидное: перепелов, цыпленка под майонезом, густо нашпигованную салом индейку или зеленый горошек à la française. Сменяли их – иначе говоря, освежали нёбо – мороженое и суфле. Но тем, кто хотел чего-нибудь послаще, предоставлялся волшебный выбор: компот из вишни, шарлотка по-русски, желе с мадерой, клубника, выпечка. Снова подавали кларет и сладкие вина.

Сидевшие за столом разбились на группки. Выполнив долг и побеседовав несколько минут с пожилым джентльменом, Мэри Энн была рада вновь обратиться к юному Мередиту. Ощущая себя заговорщицей, она рискнула попросить:

– Не расскажете ли мне об индийских богах? Они и правда так ужасны?

– Религиозные тексты индусов такие же древние, как Библия, а то и старше, – заверил он ее. – Они написаны на санскрите, имеющем общий корень с нашим языком.

Его энтузиазм был заразителен, и он так здорово говорил о Вишну и Кришне, что она взмолилась – еще! – и он расписал сказочные дворцы магараджей, их слонов, их тигровую охоту; он вызвал к жизни картины удушливо-знойных джунглей и плавучих гор. Она осознала, что этот юный аристократ-авантюрист скоро познает мир и станет намного мудрее, опытнее и интереснее, чем выпадет ей во веки веков.

– Хотела бы я поехать с вами, – произнесла она негромко, почти не думая о смысле своих слов.