Лондон в огне (СИ)

Они улыбнулись одновременно. Неизвестно, думал ли Плейг о парикмахерах, но хозяйке стало смешно. Она отставила наконец-то показавшую дно чашку и протянула к любовнику обнаженную тонкую руку:

— Иди сюда, глупый дворецкий.

Некоторые мужчины находят весьма экзотичным и волнующим, если рот любовницы очень горяч. Плейг был из таких…

Тиффани куталась в халат — у двери порядком сквозило. Плейг сунул под мышку сверток с невостребованным товаром и деньгами.

— Пусть ту ерунду мистеру Хупи отнесут, возможно, он возьмет, — напомнила Тиф, ценящая поставщиков.

Плейг кивнул, отодвинул засов, вышел в мглистую ночь, но Тиффани тут же ухватила любовника за плечо — на пустыре кто-то был.

Плейг догадливо отпрянул под прикрытие двери — теперь и он видел фигуры, движущиеся к канаве. Четверо или пятеро, с ношей…

Любовники следили за злоумышленниками в щель двери, Плейг знаком показал — покойник, притопят. Тиффани и сама догадывалась — не для купания волокут тело к канаве. Обычно тела швыряли в воду поближе к докам, но раз на раз не приходится. Тиф осторожно закрыла дверь — свидетельницей становится нежелательно в любом случае.

— Пережди.

Плейг согласно кивнул, обнял и принялся за дело. В его объятьях было тепло и Тиф, по-кошачьи жмурясь, позволила себя тискать. Может и обойдется все утром? Бояться встречи с констеблями нет смысла — хозяйка «Редкостей» практически чиста. Но полицию Тиффани давно и упорно не любила…

Возвращался к себе Плейг осторожно, держась тыльной стороны домов. Попахивало из выгребных ям, но обходить люки и оставлять следы на сырой почве, было крайне неразумно. Плейг просидел в тюрьме Брайдуэлла шесть месяцев и возвращаться туда не собирался — неприятное заведение, похуже армии. Сворачивая к себе, во дворик с сараями, ветеран б-го драгунского полка увидел следы — в узкий проход между кирпичных стен недавно кто-то протискивался, причем, с грузом. Плейг поспешно огляделся — глухой всегда чувствует себя неуверенным, как не прискорбно это сознавать. И на узком пустыре, и во дворе было пусто. Плейг прошелся по двору — ворота запирались лишь на задвижку, владелец дома 11а не считал нужным раскошеливаться на замок. Сейчас задвижка была закрыта, но задвинута до конца — сам сторож-подметальщик так никогда не делал — потом открывать ее пальцами без ногтей трудновато. Значит, вошли, аккуратно закрыли и просочились на пустырь? И, наверняка, подбросили в подарок покойника. Черт знает что за безобразие. Надо бы завести собаку…

Плейг вернулся к пустырю, не выходя из узкости, присмотрелся. Канаву за гребнем насыпи не особо и разглядишь, отсвет уличных фонарей едва пробивается с Гринфилд-стрит. Зады домов темны, ни души. Но можно рассмотреть где бродяги перешли канаву — трава примята, топтались. Дальше следов, вроде бы меньше. Разошлись? Или к покойнику в канаве еще кто-то составил компанию? Нет, такие дела беззвучно не делаются — человек весьма шумная скотина, всякому повороту судьбы норовит возразить. Тиф услышала бы.

Мысли обратились к девушке и Плейг покачал головой — завтра здесь начнут шнырять ищейки, а Тиффани ненавидит всю эту полицейскую свору. Ее закрывали дважды: на три недели и на месяц в поганом Тотхилл-филдсе. Еще дважды бедняжке удалось откупиться. Да, история с этой канавой, так и воняет неприятностями.

Плейг пожал плечами: неприятности приходят и уходят, а ночь выдалась замечательная. Он ухмыльнулся мертвецкой канаве и пошел домой.

В квартире было тепло: небольшое по размеру помещение, без окон и сквозняков, к тому же в стене Плейг насверлил два десятка несквозных отверстий — по ту сторону хозяйская кухня, плиту там жгут исправно, следовательно стена теплая, а замаскированных мазками гипса отверстий не видно. Удачная квартира.

Пришлось тогда поискать. «Нет ничего прочней звеньев цепочки той удачи, которая тебя удавит» — говаривал сержант О’Верри и был прав. Плейг об удаче кое-что знал. Когда русские егеря прорвались за позиции полка, к которому была прикомандирована Первая дозорно-наблюдательная, в резне выжило трое: лишившийся руки капитан Мартин, телеграфист и сам Плейг. Возможно, выжили еще наблюдатели, но аэростат унесло в сторону моря, и что стало с несчастными парнями, один Бог знает. Русские тогда первым делом подорвали лебедки, потом майора-кавалериста с его глупейшей саблей, потом Плейг пытался отбиться от здоровяка в обгоревшем мундире, а затем взорвался склад баллонов и от всех находящихся в ложбине мало что уцелело. Плейг очнулся уже в лазарете, с головой опухшей от бинтов вдвое. Сначала полагал, что выбило глаза и оторвало руку, но преувеличивал — отшибло лишь слух. Последнее, что отчетливо слышал в этой жизни техник-рядовой Первой дозорно-наблюдательной, это пожелание огромного русского егеря — к тому времени Плейг провел в Крыму уже полгода, знал несколько десятков слов и определенно догадывался, что егерь его послал. Но вот куда?