Хэксби остановился под аркой возле самой лестницы и крепче вцепился в мою руку.
— Простите, господин Марвуд, — прошептал он. — Я нездоров. У меня не хватит сил взобраться на башню.
— Не могу же я идти туда один, — возразил я. — В отличие от вас, я здесь не ориентируюсь.
— Будь я в состоянии, непременно пошел бы с вами, сэр. Клянусь. Но лучше я… отправлюсь за помощью.
— Куда? — спросил я. — В Уайтхолл? Вы там никого не знаете. Полагаете, вас допустят к его величеству? Рассчитываете вернуться с гвардейцами? — Хэксби отвернулся. Я нарочно язвил, стараясь задеть его побольнее, и мне это удалось. — Посудите сами, сэр. Меня госпожа Ловетт не знает, а вам она доверяет.
— Я не могу. — Чертежник стиснул мою руку так крепко, что я попытался высвободиться. — Найдите ее и приведите ко мне целой и невредимой, — прошептал Хэксби. — Прошу вас.
Некоторое время мы оба не произносили ни слова. Я опустил створки на фонаре. Слова Хэксби прозвучали искренне. Как и госпожу Олдерли, чертежника в самом деле волновала судьба этой девушки.
Я прислушался к дыханию Хэксби. Он запыхался, будто после быстрого бега. А меня со всех сторон окружала лишь темнота, шепот ветра и запах страха.
По крайней мере, у страха есть одно преимущество: он обостряет чувства.
Я уловил легкий запах гари. Кто-то недавно поднимался или спускался по лестнице с фонарем. Мое чудесным образом обострившееся обоняние даже улавливало разницу между запахом моего фонаря и этим запахом, к которому примешивалась едва различимая, но весьма неприятная рыбная вонь.
Вторая лестница оказалась у́же и в худшем состоянии, чем первая. Стараясь двигаться бесшумно, я ступень за ступенью поднимался к вершине башни. Фонарем я светил только прямо перед собой. В другой руке я сжимал кинжал, упавший к нашим ногам.
Казалось, я взбирался целую вечность. Время от времени в стене, выходившей вовне, виднелись узкие вентиляционные отверстия, но через них трудно было что-то разглядеть. Я проходил мимо пустых проемов, которые когда-то вели в помещения внутри башни, но теперь они вели в пустоту.
Я весь взмок, хотя чем выше я поднимался, тем холоднее становился воздух. Я бы с радостью повернул обратно. Но если отступлю, Ловетт с легкостью избежит ареста, а Кэтрин исчезнет вместе с ним. И обвинят во всем меня.
Мне даже думать не хотелось о том, что будет со мной и с отцом, если я попаду в немилость к Чиффинчу. К тому же, хотя я едва осмеливался признаться в этом даже самому себе, меня, несмотря на все мои страхи, неотступно преследовало наивное, глупое желание угодить госпоже Олдерли.
Между тем воздух становился все свежее и холоднее. Тут на повороте я заметил впереди слабый блеск одинокой звезды. Я на месте, но что меня здесь ожидает, сказать трудно.
Я приблизился к очередной арке, которая оказалась такой низкой, что я был вынужден пригнуться, чтобы пройти под ней. С другой стороны я выпрямился и рискнул поднять створку фонаря повыше. Ветер подхватил мой плащ, и ткань заколыхалась над пустой сердцевиной башни. Я вцепился в парапет, чтобы удержать равновесие. Обожженная каменная поверхность слегка крошилась под моими пальцами. Но сам парапет держался прочно.
У меня над головой раскинулся купол неба, по нему бежали облака, а кое-где попадались россыпи звезд. Я стоял в углу башни. Отвернувшись от черной бездны справа, я осмотрел парапет и только тогда заметил очередной дверной проем. Он был совсем крошечный, однако наружу лился слабый, тусклый свет.
До этого момента мне казалось возможным — более того, весьма вероятным, — что в башне никого не окажется. Даже если Ловетт побывал здесь, он нашел способ выбраться из собора Святого Павла вместе с дочерью. Откровенно говоря, в глубине души я даже надеялся на подобный исход, ведь в таком случае я мог бы с чувством выполненного долга спокойно вернуться к Хэксби.
Шаг за шагом я бочком пробирался вдоль края стены к маленькому дверному проему. Я рассчитывал, что ветер заглушит звук моих шагов, однако меня не покидало ощущение, будто из темноты за мной кто-то наблюдает.
Расстояние между мной и дверью медленно сокращалось.
«Еще не поздно вернуться, — пронеслось у меня в голове. — Правды никто не узнает. Скажу, что в башне я не нашел ни отца, ни дочери, — должно быть, Ловетты уже скрылись».
Однако я продолжал идти вперед. Ноги двигались сами собой, помимо моей воли, будто во сне. Внезапно перед моим мысленным взором по непонятной причине предстал образ отца, но не того старика, каким он стал сейчас, а батюшки из моих детских воспоминаний: всесильного гиганта, средоточия всего, к чему я стремился в жизни, человека, внушавшего мне больше благоговения, чем сам Бог.
Господи помилуй, видно, я лишился рассудка.
Мой отец ни за что не повернул бы назад. Даже сейчас он не трус. А в расцвете сил батюшка вступил бы в схватку с самим дьяволом у ворот ада.
Я подбирался все ближе и ближе, и вот я уже стоял в дверях и обводил взглядом крошечную каморку. Подняв створку фонаря, я вскинул его высоко над головой.