Отец лежал на животе, и Кэт не видела его лица. Вот Марвуд поднял плащ Томаса Ловетта. Молодой человек обыскивал покойного. Хотя какое это теперь имеет значение?
Зажмурившись, Кэт погладила руку отца. Она не хотела видеть его лицо. Зазвенели монеты, Марвуд что-то сказал Хэксби. А еще издалека доносилось какое-то царапанье и шорох. Наверное, крысы копошатся. Животные бежали от Пожара. Однако потом они вернулись в собор Святого Павла, проверяя, можно ли чем-нибудь поживиться на пепелище. Крысы всегда возвращаются.
Кэт подумала, что у отца в карманах или под одеждой наверняка отыщутся бумаги — письма или документы. Как Марвуд ими распорядится — передаст своим хозяевам в Уайтхолле? Хотя, может быть, он все-таки не правительственный шпион. Вряд ли соглядатай вел бы себя подобным образом, да и господин Хэксби ему доверяет.
«С другой стороны, люди — существа сложные, в них уживаются друг с другом много разных качеств», — рассудила Кэт. К примеру, ее отец любил единственную дочь всем сердцем, но при этом и душой и телом принадлежал невидимому королю Иисусу.
— Хорошо, — между тем проговорил Марвуд. — Пора уходить. Госпожа, в кармане вашего отца лежал кошелек с золотом. Не возражаете, если господин Хэксби пока возьмет его на сохранение?
Слова молодого человека казались Кэт бессмысленными, будто шелест осенних листьев. Она поднесла отцовскую руку к губам и поцеловала.
Мы с господином Хэксби сидели и пили вино у него в комнате в доме госпожи Ноксон.
— Двое погибших, — произнес я после долгой паузы.
— Тела найдут на рассвете. — Чертежник обхватил бокал обеими руками, чтобы тот не трясся. — Сторожа доложат, что мы ходили в собор.
— Нет, — возразил я. — Единственное, что им известно, — мы были во дворе и в павильоне. О том, что мы проникли в собор, они не знают.
— Но сторожа сопоставят эти два факта.
— С чего вдруг? У них нет ни малейших оснований подозревать, что мы заходили дальше павильона. Кроме того, откуда им знать, когда именно погибли Ловетт и Олдерли? Может быть, они упали с башни посреди ночи, когда мы давно ушли. Сторожа когда-нибудь заходят в собор? Я имею в виду, по ночам?
— Нет, их туда силой не затащишь.
— Значит, беспокоиться не о чем.
Я поглядел на Хэксби. В сиянии свечи морщины у него на лбу казались особенно глубокими. Чертежник выглядел испуганным и совершенно измученным стариком.
— Ну, признавайтесь, что вас тревожит, — произнес я.
Хэксби пожал плечами.
— Я не знаю, чего вы хотите.
— Главным образом — спокойной жизни. Нас с вами эти интриги не касаются.
— Мне почти ничего о вас не известно.
— Однако в этом деле мы с вами союзники, по душе нам это или нет.
Хэксби молча пил вино, поглядывая на меня поверх бокала. Я воспринял его молчание как знак согласия или даже как тост.
— Тогда как мы поступим? — вдруг выпалил чертежник. — Погибли и отец, и дядя госпожи Кэтрин. Цареубийца и один из богатейших людей Англии. Оба мертвы, а мы увязли во всей этой истории по самые уши.
— Полагаю, нужно сказать правду, — ответил я.
— Вы, должно быть, шутите.
— Неудобные подробности опустим, сэр. Мы ведь не знаем, как эта история будет развиваться дальше. Пусть все думают, что первыми тела обнаружили сторожа или работники. Но сначала я должен признаться одному человеку, что тела нашли именно мы, — только ему одному, и более никому. Вы должны мне довериться, сэр, он не выдаст нашу тайну. Я скажу ему, что мы увидели два тела, когда вы привели меня в собор. А отправились мы туда, потому что вы по моей просьбе помогали мне искать господина Ловетта среди развалин — таково данное мне государственное поручение. Тогда никому в голову не придет усомниться в вашей благонамеренности.
— А как же она? — Хэксби кивнул в сторону двери, за которой в его постели спала госпожа Ловетт. — Скажите, ради бога, как нам быть с госпожой Ловетт?
— Вам известно, чего желает она сама?
Хэксби взял бокал, но пить не стал. Его рука все еще подрагивала, но уже гораздо меньше. Чертежник смотрел на вино так внимательно, будто надеялся разглядеть ответ в его глубинах.
— Я думаю, она хотела бы проектировать здания, — медленно произнес он.
— Что? — Сначала я решил, что ослышался, а потом вспомнил, как об этом же рассказывала госпожа Олдерли. — Да, я слышал о ее интересе к подобным занятиям. Весьма необычно.
— Согласен, для женщины пристрастие странное, особенно для молодой барышни из хорошего общества. Однако у госпожи Ловетт есть способности. Видимо, кто-то помог ей их развить. Можно сказать, госпожа Ловетт сама мне в этом призналась.
Я вспомнил библиотеку в Колдридже, полную книг, которые больше никто не читает. Генри Олдерли продал ее господину Хаугего вместе с домом и землей.
— Тетя и дядя госпожи Ловетт увлекались архитектурой, сэр. «Они вместе рисовали придуманные города, — рассказывал мне господин Хаугего. — На что время тратили! Лучше бы Библию изучали».