Лондон в огне

— Если честно, после моего супруга ничего не осталось. Более того. Даже забрав все его имущество до последнего пенни, кредиторы не вернут и половины того, что им причитается. Мою долю наследства вдовы, доставшуюся мне после смерти первого мужа, они не тронут и этот дом тоже, однако я обладаю пожизненным правом распоряжаться своим имуществом, а после моей смерти оно должно перейти к наследникам сэра Уильяма, моего первого супруга. Единственные, кому оказалась выгодна гибель господина Олдерли, — некоторые из его должников. Те, кто брал деньги без залога, потому что мой покойный супруг верил им на слово.

Я вспомнил, что сказал господин Чиффинч, узнав от меня о гибели Олдерли: «Что ж, я всегда говорю: не было бы счастья, да несчастье помогло».

— Мадам, а не был ли господин Чиффинч одним из таких должников?

Я не имел права задавать подобные вопросы. Леди Квинси молчала. В комнате воцарилась тишина, и я отчетливо услышал, как рядом скрипнула половица. Я ужасно разозлился на себя. Похоже, Чиффинч опять прячется за ширмой и слышит каждое мое слово. Теперь моя карьера в Уайтхолле закончится, не начавшись.

Я поспешил сменить тему на более безопасную:

— А Эдвард Олдерли? Он тоже остался без единого пенни?

Леди Квинси покачала головой:

— Перед гибелью господин Олдерли передал сыну право собственности на некоторые свои владения, включая Барнабас-плейс. Поэтому кредиторам они тоже не достанутся. Но Эдвард не питает теплых чувств к своей кузине. Боюсь, он и слышать не захочет ни о каких притязаниях с ее стороны. Эдвард полагает, что Кэтрин нет в живых или она бежала за границу к друзьям отца.

— Не понимаю, зачем вы мне все это рассказываете, мадам.

Тут леди Квинси вспылила:

— Я была лучшего мнения о ваших умственных способностях, господин Марвуд. Мой долг — заботиться о племяннице, однако я не исполняла его надлежащим образом, когда она жила под моей крышей. Если возможно, я желаю хотя бы отчасти искупить свою вину. Помочь Кэтрин. Я достаточно ясно выражаюсь?

— Чем вы собираетесь ей помочь?

— Дать ей немного денег, если она примет их от меня. Взять ее к себе я не могу. Кэтрин дочь цареубийцы. И это даже не единственное преступление ее отца. К тому же не будем забывать об убийстве сэра Дензила. Эдвард выдвигал некие голословные обвинения. Пока только в личной беседе, но, если Кэтрин снова начнет выходить в свет или потребует свою долю наследства, дело примет иной оборот. Тогда я не смогу ее защитить.

— Мастифы, — произнес я.

— Да. — Леди Квинси повторила их имена, будто заклинание: — Гром, Лев, Жадина и Голозадый. Особенно Голозадый: когда напали на сэра Дензила, пес стоял в стороне и даже не попытался остановить убийцу.

— У кузена госпожи Ловетт нет доказательств, мадам.

— Думаете? Если понадобится, Эдвард без колебаний даст ложные показания. Он говорит, что нашел служанку, которая поклянется, что видела в комнате моей племянницы серый плащ за день до того, как Кэтрин сбежала из Барнабас-плейс. А потом этот плащ обнаружили на Примроуз-хилле. Возможно, Эдвард лжет, однако это опасная ложь. Едва ли присяжные будут снисходительны к дочери цареубийцы.

Набрав полную грудь воздуха, я бросился в омут с головой:

— Говорят, сам король и его брат одалживали у господина Олдерли крупные суммы денег.

Леди Квинси вскинула брови:

— Вот как? Впрочем, ни меня, ни вас это не касается. Полагаю, наши с вами деловые отношения можно считать оконченными. Слышала, вас щедро вознаградили за труды. Но помните: король способен и облагодетельствовать, и отнять все.

Я встал:

— Изменника хуже, чем господин Олдерли, нет. Король не обязан возвращать долг предателю даже после его смерти.

— Что за чушь?

— Уверен, как только король узнает всю правду, он смилуется над госпожой Ловетт и позволит ей жить тихо и спокойно, не опасаясь преследования. Он не станет винить дочь за грехи отца.

— Король поступает так, как считает нужным. А теперь, будьте любезны…

Я перебил ее:

— Генри Олдерли — изменник и лицемер. Двадцать лет назад он…

Леди Квинси фыркнула:

— Уж вам ли не знать, что в те времена многие наделали глупостей и забыли о верности королю. Но благодаря Акту о забвении и возмещении ущерба никто сейчас не будет ворошить прошлое.

— Акт здесь не поможет, миледи.

Я достал письмо, найденное мною среди бумаг Томаса Ловетта.

— И в этом случае король не станет проявлять снисхождение, — прибавил я, развернул письмо и, стараясь скрыть волнение, продолжил: — Мадам, вторым палачом покойного короля был не Томас Ловетт. В тот день Ловетт занемог. Человеком, следившим, чтобы Брендон не дрогнул, и показавшим голову короля толпе, был Генри Олдерли. Я видел это сам, своими глазами, только не знал, кто прячется под маской. Вот почему во времена республики дела Генри Олдерли процветали. Кромвель оказывал ему покровительство.

Пепел и кровь.

От лица леди Квинси отлила вся кровь.

— У вас нет доказательств.

— Это письмо — достаточное доказательство. Оно написано рукой Кромвеля.

Тут половица скрипнула снова. Потом еще раз. Пламя свечей задрожало. Из-за ширмы вышел высокий мужчина.