Под окном показался мужчина с четырьмя мастифами, по два поводка в каждой руке. Он остановился и что-то сказал мальчику. А псы тем временем опустили свои массивные головы и принялись с энтузиазмом лакать воду с кровью.
— О Лейне? — Господин Уильямсон решил больше не церемониться. — Я не знаю, как его звали, сэр. Единственное, что мне известно: среди руин собора Святого Павла мы обнаружили человека в ливрее вашего дома. С прискорбием сообщаю, что он убит.
Во второй раз я посетил Барнабас-плейс один, и случилось это два дня спустя. Я брел по теплому пеплу среди развалин. Жар по-прежнему был силен.
Пепелище оказалось на удивление многолюдным: одни искали близких или руины своих домов, другие мародерствовали. Я слышал о людях, которые, подобно рудокопам, добывали в этом городе-призраке ценные металлы: здесь попадались и затвердевшие лужи свинца, и куски железа, и даже золотые или серебряные жилы. Лондон будто превратился во второй Новый Свет, где человека, не обремененного совестью, ждут не только ужасы, лишения и горести, но и богатства.
— Господина Олдерли нет дома, сэр, — сообщил привратник, открывая задвижное окошко в створке ворот. — Его высокородие два часа назад отбыл в Вестминстер.
— А госпожа Олдерли? — спросил я, немного оживившись, хотя сам понимал, как это глупо. — Она дома?
Привратник пошел узнать, согласится ли хозяйка со мной побеседовать. Через несколько минут он вернулся и провел меня в ту самую приемную с эркером, где я через окно наблюдал, как человека забили до смерти.
Определить, сколько прошло времени, я не мог, но, должно быть, не меньше получаса. Во дворе господин Манди приказал, чтобы подали лошадь. Богато одетый джентльмен маленького роста прошел через двор. Лица его было не видно из-под шляпы с двумя страусиными перьями. Они были выкрашены в лиловый цвет и подпрыгивали в такт походке владельца.
Вскоре за мной пришел слуга и повел меня вглубь дома.
— Что за джентльмен сейчас вышел во двор? — спросил я.
— Сэр Дензил Кроутон, сэр. — А потом слуга с явной гордостью за хозяина прибавил: — С ним обручена племянница его высокородия.
— Должно быть, сэр Дензил здесь частый гость?
— Его невеста сейчас в деревне. — Слуга взглянул на меня настороженно, будто опасаясь, что сболтнул лишнего. — Сэр Дензил справлялся о ее благополучии, а также о здоровье сына его высокородия. Сюда, сэр.
По выложенным каменными плитами коридорам слуга провел меня в богато обставленную гостиную с видом на маленький сад и велел ждать. Я уже смирился с тем, что даром потрачу еще полчаса, но всего через несколько минут в комнату вплыла госпожа Олдерли в сопровождении личной горничной.
— Мы с вами встречались в четверг, — заметила госпожа Олдерли. — Я вас помню, вы секретарь господина Уильямсона. Как ваше имя?
Я отвесил ей свой самый эффектный поклон:
— Марвуд, мадам. Джеймс Марвуд.
— Не знаю, когда вернется мой супруг. Но, может быть, я сумею вам помочь.
Опустившись в кресло, она жестом указала мне на другое, стоявшее напротив. «Какая поразительная снисходительность, — отметил я. — Она всегда так любезна или госпожа Олдерли хочет произвести на меня впечатление?»
Горничная расположилась в другом углу комнаты и занялась штопкой. Она бросила на меня быстрый взгляд, и ее лицо скривилось так, будто она проглотила ложку уксуса.
— Первым делом, мадам, господин Уильямсон велел спросить, как себя чувствует мастер Эдвард Олдерли.
— Спасибо, чуть лучше. Главное, что он жив. Сейчас с ним доктор Гроут. Он говорит, мы должны благодарить Господа за то, что нож не достал до мозга.
Я опустил голову, молча выражая свою благодарность за эту благую весть.
— Вам по-прежнему неизвестна причина нападения?
— Наш старый слуга — полоумный смутьян, его голова была забита кощунственными идеями. После недавней войны подобных безумцев пруд пруди. Но о Джеме лучше не вспоминать, сэр, ведь нам его все равно не понять. — Помолчав, госпожа Олдерли тихо прибавила: — Мы очень благодарны господину Уильямсону за доброту. В тот день вас обоих послало к нам само Провидение.
Я восхитился тем, как деликатно она выразила свою мысль. Хотя Олдерли имел полное право высечь своего слугу, особенно после столь ужасного злодеяния, смерть виновного во время экзекуции — обстоятельство довольно-таки неприятное. Но Уильямсон — свидетель, в правдивости которого никто не усомнится, к тому же обладающий полезными связями, — оказался в доме в нужное время. Он урегулировал вопрос с властями, подчеркнув, что причиной смерти преступника, скорее всего, стали болезни и старость, а не избиение, а также заметив, что гибель слуги — лучший исход для него самого, поскольку она избавила старика от тягот тюремного заключения, суда и публичной казни.
— Погиб еще один слуга, мадам. В соборе Святого Павла.