Лондон в огне

В детстве Кэт побаивалась отца и скорее уважала его, чем любила. Однако на Примроуз-хилле ей нравилось проводить с ним время. Отец и сам ненадолго становился ребенком, играя с ней в прятки среди кустов и рассказывая истории про свои детские годы. Кэт дорожила этими воспоминаниями. Это, конечно, не бог весть что, однако лучше, чем ничего.

Примроуз-хилл находился в двух-трех милях от города. Субботним утром Кэт шла по знакомым улицам, зигзагообразным маршрутом продвигаясь на север и удаляясь от реки. На Тоттенхем-Корт-роуд она повстречала семью, шедшую в ту же сторону, что и она. Кэт была рада их обществу. Для женщины небезопасно ходить за город одной, ведь даже днем на тракте часто бывает безлюдно.

Их дороги разошлись возле фермы Чалкот. Кэт с сожалением глядела попутчикам вслед. Холм — настолько уединенное место, что здесь может спрятаться и остаться незамеченной целая разбойничья шайка. Она подобрала в кустах палку, чтобы использовать ее вместо посоха, и стала подниматься на вершину.

Крыши фермы скрылись вдали. Коровы глядели на Кэт без малейшего интереса. А четыре свиньи, явно вознамерившиеся вскопать все поле, даже не взглянули в сторону девушки. Домов здесь не было, только покосившиеся деревянные хлева в углах загонов.

Дорогу Кэт точно не помнила. Она просто выбирала тропы, которые, как ей казалось, вели наверх. По пути девушка никого не встретила. Летом сюда приходили редко, а когда дни становились короче — тем более. Один раз Кэт заметила в нескольких сотнях ярдов мужчину — скорее всего, работника с фермы. Он стоял на поле возле столпившегося у ограды стада. Не поднимая головы, Кэт поспешила дальше.

Постепенно земля стала ровнее, и впереди показался перелаз рядом с воротами в ограде вокруг поля. Наконец-то Кэт добралась до вершины Примроуз-хилла — или хотя бы приблизилась к ней. В последний раз она была здесь весной. Среди свежей зеленой травы пестрели цветы, особенно в глаза бросались примулы — их здесь росли буквально тысячи. Но сейчас они уже отцвели. Жесткая, влажная трава росла пучками, будто на болотных кочках. Утесник почернел, ожидая приближения зимы.

Над головой у Кэт, взмывая все выше, кружил жаворонок. Она прошла по бровке холма. Шум Лондона сюда не долетал, и Кэт охватила тоска по давно прошедшим временам, но она вспоминала не Примроуз-хилл, а бескрайнее тихое небо над Колдриджем.

Повинуясь чутью, Кэт свернула налево. Перед ней раскинулась широкая зеленая равнина, за которой виднелись крыши Лондона и серебристая лента Темзы, а на горизонте синели холмы Суррея.

Дул северо-восточный ветер, и смог, обычно окутывавший город, рассеялся. Издали казалось, будто Лондон почти не изменился: башни и шпили высятся на своих привычных местах, а над Сити, так же как и много веков назад, вздымается темная громада собора Святого Павла. Кэт попыталась представить, как будет выглядеть этот вид лет через двадцать-тридцать, если доктор Рен и господин Хэксби претворят свой замысел в жизнь и построят новый собор, а вокруг него — город, по классической элегантности не уступающий самому Риму.

Кэт посмотрела вниз, на склон холма. Ни кузена Эдварда, ни его псов не видно. Возможно, он изменил маршрут. Но было еще довольно рано, а Эдвард не из тех, кто встает с рассветом.

Если бы не слуга, толкнувший ее возле лотка с устрицами, Кэт, может быть, и не пришла бы сюда. Но девушка была уверена, что проблеск узнавания во взгляде этого мужчины ей не померещился, к тому же Кэт узнала его голос. Этот случай заставил ее понять, насколько она уязвима, даже в новом обличье. Если слуга расскажет Эдварду, если кузен узнает, что Кэт скрывается в Лондоне, переодевшись служанкой…

Кэт прошла дальше, и тропинка привела ее к чахлой рощице. Укрывшись среди деревьев, девушка села на землю под тисом. Положив нож рядом с собой, Кэт завернулась в серый плащ и стала ждать.

Солнце поднялось выше. Издали донесся стук копыт и позвякивание сбруи.

Звуки приближались. На дорожке за воротами мелькнула одна шляпа с пером, потом вторая. И вот показались два всадника. Даже издали видно, что оба джентльмены, — об этом говорили и парики под шляпами, и модный фасон плащей. Тот, что повыше, ехал впереди на черной лошади. Полы плаща откинуты за спину, на груди перевязь.

Невидимая собака низко, утробно гавкнула, за ней вторая, третья, четвертая. Эти голоса Кэт узнала бы из тысячи. Огромные мастифы из Барнабас-плейс все в сборе: Гром, Лев, Жадина и Голозадый. Поводки наверняка держит слуга. Когда Эдвард брал мастифов на верховую прогулку, он никогда не приказывал надеть на собак намордники: кузену нравилось показывать свою власть над мощными зверями.

Но кто же второй всадник? Кэт рассчитывала, что Эдвард будет один.

Вот джентльмены подъехали ближе, и Кэт представилась возможность разглядеть их лица. Слугу и псов пока было не видно.

На лице Эдварда чернело какое-то пятно. Хотя нет, это не пятно, а повязка на глазу. Кэт оставила на нем свой след, точно так же как он оставил свой след на ней.

Девушку била дрожь — от страха или от ярости, она не знала сама.