Читаем Лондон: время московское полностью

Когда я высказываю такие взгляды, меня обвиняют в отсутствии политкорректности. Но я говорю о том, что, если вы хотите здесь жить, надо работать. Надо избавляться от иностранного акцента. И конечно, надо быть готовым расстаться со своими национальными характеристиками. Чалма, халаты, хиджаб, паранджа — это все хорошо на родине и малосовместимо с жизнью в цивилизованном Лондоне. Я не считаю себя англичанином и остаюсь русским человеком. Но мне в голову не приходит при всей моей эксцентричности выйти на улицы Лондона, скажем, в лаптях или в брюках, заправленных в сапоги, в рубашке навыпуск.

Я не скрываю, что в России жить бы не хотел. Несмотря на частые поездки туда, широкий круг знакомых и друзей, я остаюсь чужд той стране. Мне хотелось бы видеть ее счастливой.

У меня есть глубокая внутренняя связь с Россией. Но ни в Москве, ни в Санкт-Петербурге я не чувствую себя дома, как в Лондоне. Моя давняя приверженность к этому городу основывается на знании его. Я люблю исторический центр, здания Парламента, Вестминстерского аббатства, Национальную и Портретную галереи, музей Виктории и Альберта, театры в Ковент-Гарден, ритуалы смены охраны дворца, парады гвардейцев, выезды королевской семьи, блошиный рынок на Портобелло-роуд, которая считается самой длинной торговой улицей в Европе, ежегодную выставку цветов в Челси… Одно из самых замечательных явлений Лондона — парки, которые принадлежат королевской семье, но которые доступны широкой публике. Я считаю существование таких парков с их правилами и уставами уникальным явлением лондонской культуры. И с удовольствием пользуюсь правом гулять с моей собакой-пенсионеркой Салли в Ричмонд-парке. Немыслимое удовольствие!

Не меняется с годами и политическая физиономия Лондона. Тут традиции незыблемы. Например, дебаты в Парламенте по средам между премьером и лидером оппозиции. Они проходят весьма резко, хотя до рукопашной, как в украинском парламенте, дело никогда не доходит: участников дебатов разделяет стол, ширина которого больше, чем длина шпаги…

В политической жизни ощутим английский юмор. На церемонии открытия лондонской Олимпиады снятый заранее ролик на глазах у всех превратился в живое представление, когда вертолет с королевой и ее преданным агентом Джеймсом Бондом появился в воздухе над ареной стадиона. Оба пассажира, включая Ее Величество Королеву Елизавету II, приземлились на парашюте перед изумленными зрителями. Конечно, приземление выполняла не королева, а ее дублер, но это ничуть не уменьшило эффект! Сама же идея — вершина английского юмора. Уверен, ни в какой стране на такой трюк не решились бы.

При этом никуда не девается истинно лондонский снобизм. Он проявляется, например, в весьма снисходительном отношении к американскому акценту. Да и вообще ко всем американцам. Меня этот снобизм не коробит. Оглядываясь на годы, проведенные в Америке, могу утверждать: приобретенное в Оксфорде никуда не девается. Мое произношение не испортили никакие американизмы. В стиле одежды для меня, как и прежде, важен не престиж, а качество. С того дня, когда я смог себе это позволить, туфли заказываю в Аргентине, а галстуки и костюмы — в Оксфорде. Выдержали проверку временем лояльность и верность в дружбе. В 1979 году, когда я вернулся в Лондон из Америки, я нашел тех же друзей. Перерыв никак не повлиял на их отношение ко мне. Я влился в столичную светскую жизнь, как будто никуда не уезжал. В других странах Европы, в той же Франции, это неосуществимо — там друзей забывают быстро. А ведь в круг лондонских друзей, которых я обрел в Оксфорде, входят, скажем, консервативный член Парламента Тим Рэтбоун, лейбористский член Парламента Бен Виттикер, бизнесмен сэр Иан Рэнкин, писатель Колин Кларк…

Перейти на страницу:

Все книги серии Антология современной прозы

Похожие книги

Аламут (ЛП)
Аламут (ЛП)

"При самом близоруком прочтении "Аламута", - пишет переводчик Майкл Биггинс в своем послесловии к этому изданию, - могут укрепиться некоторые стереотипные представления о Ближнем Востоке как об исключительном доме фанатиков и беспрекословных фундаменталистов... Но внимательные читатели должны уходить от "Аламута" совсем с другим ощущением".   Публикуя эту книгу, мы стремимся разрушить ненавистные стереотипы, а не укрепить их. Что мы отмечаем в "Аламуте", так это то, как автор показывает, что любой идеологией может манипулировать харизматичный лидер и превращать индивидуальные убеждения в фанатизм. Аламут можно рассматривать как аргумент против систем верований, которые лишают человека способности действовать и мыслить нравственно. Основные выводы из истории Хасана ибн Саббаха заключаются не в том, что ислам или религия по своей сути предрасполагают к терроризму, а в том, что любая идеология, будь то религиозная, националистическая или иная, может быть использована в драматических и опасных целях. Действительно, "Аламут" был написан в ответ на европейский политический климат 1938 года, когда на континенте набирали силу тоталитарные силы.   Мы надеемся, что мысли, убеждения и мотивы этих персонажей не воспринимаются как представление ислама или как доказательство того, что ислам потворствует насилию или террористам-самоубийцам. Доктрины, представленные в этой книге, включая высший девиз исмаилитов "Ничто не истинно, все дозволено", не соответствуют убеждениям большинства мусульман на протяжении веков, а скорее относительно небольшой секты.   Именно в таком духе мы предлагаем вам наше издание этой книги. Мы надеемся, что вы прочтете и оцените ее по достоинству.    

Владимир Бартол

Проза / Историческая проза