Лондон: время московское

Мужчины замолкают. Им приносят кофе в бумажных стаканах. Они пьют его молча. Потом безбородый, сильно наклоняясь к столу, шепчет что-то бородатому. Шепчет что-то очень важное, продолжает чесаться. Бородач кивает, взмахивает руками и сбивает бумажный стакан. Стакан скатывается соседу на колени. Остатки кофе выливаются на светлые штаны. Безбородый вскакивает, трясет ногами, но жидкость не стряхивается, а течет по брюкам, оставляя грязное пятно. Молодой виновато смотрит на старшего, тот зло сплевывает под стол, вкладывает под пепельницу купюру и уходит… Бородатый сидит расстроенный, потом поворачивается и смотрит на меня… Смотрит так, будто меня знает. А вдруг это он? Это тот, кого я должна встретить в три. И для него наша встреча — прикрытие какого-то дела, которое они задумали с безбородым. Молодой будто пришел на встречу ко мне, а сам до этого изучил какие-то секретные документы. Может быть, они состоят в тайной организации… Которая что-то затевает… Точно. А бумаги эти — планы или ИНСТРУКЦИИ. И старший — явно руководитель, а этот с жидкой бородой будет исполнять. Потому и нервничает. Потому и кофе разлил. А планы эти так внимательно рассматривает, чтобы запомнить точно, а потом выполнить, и от этого зависит многое, может, даже его жизнь. А я подставное лицо. И как мне теперь быть? Изображать, что я ничего не знаю, или сразу вывести их на чистую воду? Объяснить, что, мол, так и так, меня не проведешь, что я сразу все поняла и теперь либо он должен мне все выложить, или я так не играю. Пока я размышляла, бородатый ушел… И раскрывать тайные замыслы секретной организации уже некому… А может, нужно было проследить за ним? Попытаться предотвратить то, что они затевают? Или рассказать кому-нибудь… Официальному лицу…

Я оборачиваюсь к кухне. Там официантка говорит что-то парню за кассой… Она ловит мой взгляд с испугом. Нет. Не нужно ничего предпринимать и ничего не нужно никому говорить.

Нужно успокоиться. Вокруг так много информации об опасности… что всюду мерещатся заговоры… Нужно расслабиться. Наблюдать за нормальными… А где? Где они, эти нормальные? Где? Вот у дверей встал парень с выгоревшими на солнце волосами. Ходит туда-сюда, задрав сморщенный нос к солнцу, как крот. У него насморк — он то и дело достает белый комок салфетки, прижимает его к носу и возит снизу вверх. Так неприятно болеть весной… Не чувствовать все эти запахи… Бедный… Парень косится на меня. Наблюдает. Симпатичный.

Это он, точно он. Главное — не волноваться… Сейчас будет правильным расплатиться. Чтобы он не подумал, что я тут сижу и жду, чтобы за меня заплатил он… Это будет невежливо. И тогда можно будет выйти ему навстречу — тут ему даже сесть негде. Так. Где моя сумка… В ней должен быть кошелек. Вот мой зонт. Так… А где моя сумка? Я была с сумкой? С сумкой… Так. Сумки — нет. Чем же я заплачу за чай? Ой, сейчас будет совсем неприятно… Этого официантка просто не поймет… Так. Вот она, слава богу, здесь… Тяжелая какая… Так, чем она забита? Конечно… там же горшок и «детские слезы»… А еще перчатки и блокнот, ручка и несколько карандашей… Связка ключей, очечник, книжка рассказов Капоте, кругляш гальки с надписью always, жестяная коробочка с помадкой, буклет магазина аксессуаров для дома — сунули на улице, и пока не удалось найти мусорного ящика, чтобы выбросить… Письмо, которое нужно не забыть занести на почту. Обязательно. Не забыть. Сегодня — последний день. Что я ищу? Деньги… То есть кошелек… Так не найдешь. Нужно все вещи выложить… Куда бы? Кошусь на уличного парня — но к нему уже пришла девушка и повисла на его правом плече. Личико у нее хорошенькое, и улыбка такая славная… Узкие туфли в горох и ноги в синяках… Откуда у нее синяки? Наверное, часто бьется ногами о мебель… Она такая живая… А на мебели от этого трясутся эти самые аксессуары для интерьера, которые изображены в каталоге, что лежит в моей сумке. А может быть, она балерина, и педагоги бьют ее по ногам прутом? Говорят, в балете до сих пор так… Нет, у нее нет балетной выворотности и осанки… Наоборот — легкая сутулость… Интересно…