– Но хватит обо мне. Как твои дела? – сменила я тему, чтобы мы поговорили не только обо мне, но и о Джейн.
– Очень хорошо. Брайты довольно спокойные люди, которые не смотрят на вещи слишком строго. Это облегчает работу, потому что можно не бояться на каждом шагу сделать что-то не так, – сказала она мне, намекая тем самым на свою предыдущую работу.
Это было ужасное время, когда Джейн всегда выглядела несчастной и даже худее, чем обычно. Но только один взгляд на ее теперь круглое лицо уже показал мне, как ей здесь хорошо.
– На выходных у нас был званый вечер, после которого осталось так много пирожных, что все слуги должны были съесть их, чтобы они не испортились, – сказала она мне, поддразнивая, и я с притворным шоком уставилась на нее.
– Ты ела пирожные без меня? – взвыла я и драматично откинула голову. Джейн захихикала, и миссис Робертс бросила на нас укоризненный взгляд, но ничего не сказала.
– Кроме того, молодой мистер Брайт находится в гостях у своих родителей, – пока она это говорила, ее щеки окрасились в нежный розовый цвет, что было таким явным знаком, что даже я не могла не заметить его.
Джейн снова влюбилась. Но в этот раз не в какого-то моряка или рабочего из Ирландии, а в приличного джентльмена из хорошей семьи.
Мое сердцебиение мгновенно ускорилось, и мне пришлось взять себя в руки, чтобы улыбка не пропала с лица. Джейн была красива и добра, с сердцем, которое она отдавала слишком легкомысленно. Не будь с ней все эти годы меня, она бы не задумываясь вышла замуж за первого встречного мужчину. Ночью я слушала ее восторженный шепот и рассказывала ей отвратительные вещи о молодых людях. Если кто-то подходил к ней, я регулярно прогоняла его, чтобы только не потерять кузину из-за какого-то бездельника.
Но здесь я уже не смогу защитить ее. С тех пор как она ушла, у меня не было возможности выяснить, кому она подарила свое сердце и стоит ли он того.
Я едва могла дышать, заставляя себя продолжать есть свой суп, даже когда у меня пропал аппетит.
– Он человек особой порядочности. И такой любезный. О, Лиз, ты должна увидеть его глаза. Чистейший синий цвет, который ты когда-либо видела, – с восторгом произнесла она, и я просто не смогла придумать, что сказать, чтобы она выбросила его из головы. Ведь я его не знала и могла только надеяться, что кто-то вроде него никогда не заинтересуется служанкой. Независимо от того, как мило это было.
Я постучала в особняк дверными молотком и напряженно ждала, когда дворецкий откроет мне дверь. Здесь, в богатых кварталах Лондона, я чувствовала себя неуверенно на открытом пространстве, постоянно оглядывалась через плечо и боялась больше, чем на узких улочках Ист-Энда.
Там, по крайней мере, я знала всех преступников. У них были имена и семьи, и мне было понятно, как вести себя с ними.
Здесь же я была чужой. Нарушительницей спокойствия, которая мгновенно выделялась поношенной одеждой и отсутствием шляпы.
К счастью, Бенджамин Грин не заставил меня ждать слишком долго и с вежливым кивком пропустил внутрь. Это был действительно статный мужчина с очень серьезным выражением лица, который не позволял себе ни шутить, ни поддразнивать, даже хотя бы чуть-чуть улыбаться. Очень жаль, он наверняка растопил бы мое сердце, если бы захотел.
Как и каждый раз, я получила от него только сдержанный кивок, по которому нельзя было понять, приветствует он меня сейчас, или предпочел бы немедленно избавиться.
Медленно я вошла в холл, чтобы эхо моих шагов не слишком громко отражалось от стен. В огромные, богато украшенные рамы для картин были помещены ценные портреты людей, которые были давно мертвы, но которые по-прежнему неодобрительно смотрели на меня.
Бенджамин провел меня через двустворчатую дверь в салон, обставленный еще более помпезно: дорогая мебель, подушки с кисточками, пестрые обои.
Я сморщила нос от иронии. Пестрые обои для слепого человека. Это было действительно печальное расточительство.
Квинтон Бофорт, как всегда, сидел в своем кресле лицом к окну и смотрел затуманенными глазами на падающий солнечный свет.
– Элиза Хэммильтон, сэр, – представил меня дворецкий, когда я вошла в комнату, и мои грязные сапоги утонули в мягком ворсе дорогого ковра.
– Мисс Элиза. Как хорошо, что вы здесь, – воскликнул мистер Бофорт и начал вставать, чтобы поприветствовать меня, но я быстро положила руку ему на плечо и осторожно усадила его обратно в кресло.
– Сэр, вам не следует вставать, – предостерегла я, на что он хрипло засмеялся.
– Я должен поприветствовать прелестную леди надлежащим образом, – заявил он.
Широко ухмыляясь, я опустилась в кресло, которое было приготовлено для меня.
– Вы же не знаете, прелестная ли я, – возразила я, и слепой лукаво улыбнулся, так что можно было догадаться, каким ловеласом он, должно быть, был в молодые годы.
– Но мне рассказал Бенджамин, – поделился он, и я, забавляясь, перевела взгляд с него на дворецкого, который все еще стоял у двери и на лице которого не дрогнул и мускул.
Так вот в чем дело. Бенджамин Грин считал меня красивой.