«Лонгхольмский сиделец» и другие…

Удручающие итоги Нарочской операции, закончившейся особенно трагично для Западного фронта, который потерял около 78,5 тысячи убитыми, ранеными и обмороженными, вызвали на всех фронтах уныние и повсеместные протесты нижних чинов, не желающих из-за бездарности генералов идти на убой. Ропот недовольства слышался и среди офицеров. Слова о неспособности высшего командования руководить войсками Баташов не раз слышал не только в окопах, куда периодически наведывался для отправки своих агентов в тыл противника, но и в штабе фронта. Однажды, дожидаясь важной шифровки в аппаратной, он случайно услышал разговор двух вольноопределяющихся связистов о новом главнокомандующем, закончившийся широко известным еще по Русско-японской войне куплетом:

…Куропаткин-генерал
Все иконы собирал,
Пил да ел, да жарил кур,
Протранжирил Порт-Артур…

Заметив наблюдающего за ними генерала, связисты поспешно ретировались из аппаратной и быстро растворились в глубине узких штабных коридоров. Баташов не стал докладывать об этом курьезе даже Бонч-Бруевичу. Он понимал, что воспроизведенный вольноопределяющимися стих – меньшее из зол и не идет ни в какое сравнение с пораженческой болезнью, охватившей высших военных чинов империи, положившей начало невольному зарождению в глубине их сознания предательству, не только по отношению к императору, на которого они хотели свалить всю свою некомпетентность, но и к Отечеству. Они в полной мере, может быть, еще не осознавали этого, но их дела и поступки говорили сами за себя.

Эти мысли все чаще и чаще приходили в голову контрразведчика, особенно после страшного провала Нарочской наступательной операции. Единственно, что хоть немного утешало его, то это незначительные по сравнению с другими армиями потери. Ведь немцы, явно введенные им в заблуждение о том, что наступления на участке Северного фронта не будет, так и не успели укрепить свои позиции и сопротивлялись не так упорно, как на участке соседей. Продвинувшись вперед на два километра и преодолев основную линию обороны врага, наступление пятой армии приостановилось лишь из-за нехватки боеприпасов для артиллерии и весенней распутицы. Находившийся во время операции в одной из ударных дивизий подполковник Воеводин с болью в голосе поведал Баташову о том, как дружно атаковавшие противника пехотные полки шли вперед до тех пор, пока их поддерживала артиллерия. Но, как только орудия замолчали, первая и вторая линия атакующих под массированным пулеметным огнем залегла прямо в грязи и воде. Поднятые лишь угрозами и уговорами унтер-офицеров и прапорщиков пехотинцы, пользуясь пробитыми артиллерией немногочисленными проходами, рванули вперед, но противник успел пристрелять пулеметами эти неширокие «коридоры смерти». Начатая успешно атака захлебнулась. Только в результате ночного штурма пехоте удалось ворваться в окопы противника и в штыковом бою быстро очистить от немцев все три их линии обороны. Немцы спешно отступали, и можно было у них на плечах наступать дальше, но от главнокомандующего фронтом генерала Куропаткина пришел приказ: «Укрепиться, окопаться на захваченных участках и удержаться во что бы то ни стало». Низкая местность, где наступала дивизия, от разбушевавшейся вдруг весенней распутицы превратилась в сплошное болото. Немецкие окопы сплошь залило водой, они стали не укрытием, а гибелью. Чтобы хоть как-то выжить в таких условиях, солдаты устраивали брустверы из трупов. С приходом ночи мокрые насквозь люди начинали замерзать. Из-за того, что дороги превратились в потоки грязи, снабжение боеприпасами и продовольствием прекратилось. Поступил приказ вывести людей обратно на сухое место. Так бездарно закончилась для Северного фронта Нарочская наступательная операция…