Лорд Байрон. Заложник страсти

Творческие способности Байрона никогда еще не были так сильны, но физически и эмоционально он чувствовал себя изнуренным. Острый меч поистине источил ножны, как говорилось в стихотворении. В таком подавленном настроении он как-то вечером в начале апреля в сопровождении своего друга Александра Скотта направился в салон графини Бенцони. После окончания представления в театре здесь начали собираться гости, и в дверях салона появилась изящная девушка с густыми золотисто-каштановыми локонами, падавшими на красивые плечи. Ее грудь и руки были полные, но изящной формы, кожа лица очень светлая и свежая. У нее было чувственное и одновременно наивное лицо, красивый нос, рот и подбородок и большие нежные глаза. Если бы Байрон пригляделся, то вспомнил бы, что раньше уже встречал ее, потому что это была графиня Тереза Гвичьоли, которую он год назад сопровождал в салон графини Альбрицци посмотреть на «Елену» Кановы. Терезе было девятнадцать лет, и около года назад она вышла замуж. Ее пятидесятивосьмилетний супруг, граф Алессандро Гвичьоли, который уже был дважды женат, настаивал, чтобы она отправилась с ним в салон, несмотря на усталость.

Однако усталость Терезы исчезла, едва она заметила прекрасное классическое лицо Байрона. Когда графиня Бенцони предложила Байрону подойти к Терезе, он сначала отказался. «Вы очень хорошо знаете, что я не хочу знакомиться с безобразными женщинами, потому что они безобразны, и с красивыми – потому что они красивы». Однако потом он согласился. Графиня Бенцони представила его как «пэра Англии и величайшего поэта». Его обаятельная улыбка и «незабываемый звук голоса» обворожили Терезу. Ее глаза засияли при виде этого «небесного существа».

Когда Тереза сообщила, что только что приехала из Равенны, Байрон сказал, что хотел бы побывать в этом городе и увидеть могилы Данте и Франчески да Римини. Они заговорили о Данте, поскольку благодаря чуткому руководству аббатисы монастыря Санта Кьяра в Фаэнце, где Тереза ходила в школу, она искренне полюбила великих итальянских поэтов прошлого, чем тут же завоевала расположение Байрона. Он не привык, чтобы подобные рассуждения слетали с прелестных уст в литературном салоне. Тереза говорила о Данте и Петрарке с восторгом и знанием дела. В середине вечера к ней подошел супруг, и Тереза отправилась домой. «Она поднялась, словно отходя ото сна, и когда переступила порог, то уже не была такой бестелесной, как прежде. Внезапно возникшее чувство слишком ошеломляет и пугает».

Однако более искушенный Байрон не был так сильно взволнован. Но он верил в судьбу и мог бы позднее согласиться со словами Терезы о том, что «эта встреча стала печатью судьбы на наших сердцах».

Когда в тот апрельский вечер Байрон ушел из салона Бенцони после встречи с графиней Гвичьоли, его душевный покой был нарушен. Привлекательность Терезы, ее хорошее воспитание и наивная увлеченность, свободная от притворных манер «синих чулков», произвели на Байрона большое впечатление. Ее благоговейное отношение к нему как к поэту и человеку льстило ему больше, чем страстная привязанность «красивых животных», с которыми он общался в последние месяцы. Вся решимость Байрона не заводить новых знакомств с женщинами рассеялась, и, расставаясь с Терезой, он выразил желание увидеть ее наедине. Это было несложно устроить. Вспоминая о первой встрече с Байроном в своем «признании» мужу, странном документе, очевидно исчезнувшем после смерти поэта, она писала: «Я почувствовала неодолимое влечение к нему. Он понял это и просил встречи со мной на следующий день. У меня хватило наглости согласиться при условии, что он будет уважать мое решение. Он обещал, и мы уговорились встретиться после ужина, когда ты (граф Гвичьоли. – Л.M.) отдыхал. В неизвестной гондоле появился старый лодочник с запиской и отвез меня на гондолу милорда, где он уже ждал меня. Вместе мы отправились в его дом. В ту первую встречу у меня хватило силы устоять перед ним, но на следующий день я вновь согласилась встретиться с ним, и моя решимость исчезла, поскольку Байрон не был человеком, способным любить только романтически».

Оптимистическое воссоздание событий первых дней носит двойственный характер: Тереза колеблется между желанием поведать всему миру о том, что Байрон любит ее, и одновременно стремлением описать их отношения как платонические и дружеские. В разговоре с Хобхаусом Байрон был более правдивым: «Я влюбился в романскую графиню из Равенны, которой девятнадцать лет, а ее мужу – пятьдесят. Кажется, она готова от него избавиться после первого года совместной жизни, и я полон надежд, сэр… Она красива, но совершенно бесцеремонна: отвечает громко, когда должна шептать, говорит о возрасте с пожилыми дамами, желающими сойти за молодых, а этой благословенной ночью ужаснула всех гостей в салоне Бенцони, громко назвав меня «мой Байрон» среди гробовой тишины. Что мне делать? Я влюблен, мне надоели плотские связи, и у меня появилась возможность наладить свою жизнь».