Новости из Равенны о болезни Аллегры охладили пыл Байрона. Гиги отправил к ней доктора Раси. Примерно в то же самое время Клер Клермонт прибыла в Пизу, полная планов вырвать Аллегру из монастыря. Ужаснувшись ее дерзости, Шелли пытался успокоить ее, скрывая присутствие Клер в городе от Байрона. Через три дня Гиги написал, что лихорадка продолжается, и у Аллегры было, по-видимому, легочное кровотечение. Получив первые известия о болезни дочери, Байрон пришел в «страшное волнение», но никто, кроме Терезы, этого не замечал. Он отправил в Баньякавалло письмо с просьбой сообщить ему все подробности. 18-го Аллегре стало лучше, но два дня спустя ее состояние вновь ухудшилось. 20-го она умерла. Монахини были «чрезвычайно удручены», писал Гиги Леге. 22 апреля сообщение о смерти Аллегры пришло в Пизу. Лега предоставил Терезе сообщить новости Байрону.
Тереза попыталась сказать как можно мягче. «Я все понимаю, – ответил он, – больше ничего не говори». «Он смертельно побледнел, и на его лице появилось такое выражение, что я начала опасаться за его рассудок, но он не пролил и слезинки… Целый час он просидел в одной и той же позе, и никакие мои утешения не достигали его слуха… Он хотел остаться один, и я была вынуждена уйти».
Какое бы раскаяние Байрон ни испытывал по поводу того, что не уделял Аллегре должного внимания или отказался последовать совету Шелли и забрать ее из монастыря, – его заслоняло воспоминание о собственных детских страданиях. Байрон желал, чтобы дочь захоронили в месте, так часто ассоциировавшемся у него со «сладостной печалью», в церкви Хэрроу, «где я когда-то мечтал покоиться сам», – писал он Меррею с просьбой все устроить[30]
.Всю жизнь чувства Байрона к Аллегре были двойственными. Когда она умерла, ей было всего пять лет и три месяца. Порой он видел в ней продолжение себя, восхищался ее умом и красотой и был польщен, что все вокруг обожали ее. Но Байрона охватывало отвращение, когда поведение и нрав Аллегры отражали его собственные, менее приятные черты, и тогда он хотел, чтобы она была подальше от него. Он пришел еще в больший ужас, когда узнал в ней ее мать. Как метко заметила маркиза Ориго, «…он постоянно испытывал чувство обиды, несправедливое, но вполне естественное, по отношению к своей другой дочери, с которой не мог видеться. Маленькая Аллегра ехала в его экипаже и сидела у него на коленях, но лишь день рождения Ады был записан в его дневнике, портрет Ады стоял на его письменном столе, и он постоянно говорил об образовании и будущем Ады».
Оставалась неприятная обязанность сообщить о смерти Аллегры Шелли. На следующий день Байрон написал: «Этот удар был сильным и неожиданным… Не знаю, есть ли мне в чем упрекнуть себя относительно моего поведения, намерений и чувств к дочери». Байрон еще не знал, что Клер уже в городе. Шелли поспешил отправить ее в Леричи, где его семья и семья Уильяме искали летний дом. Они устроились во дворце Магии у залива и только потом сообщили Клер о смерти Аллегры. Она приняла это известие спокойнее, чем они предполагали, но дала волю своим чувствам в гневном письме Байрону, обвиняя его в плохом отношении к себе и ребенку. Байрон отправил письмо Шелли. Больше всего на свете он мечтал забыть обо всем. Он согласился на просьбу Клер прислать ей портрет Аллегры и позволить ей увидеть гроб с телом в Ливорно, прежде чем его переправят в Англию, но от этого ее отговорил Шелли.
Байрон нашел забвение в заботах о судьбе Титы, потому что в ночь смерти Аллегры к нему пришло известие о намерении сослать его слугу. Байрон через Докинза использовал все свое влияние, но тщетно. Во флорентийской тюрьме Титу вынудили сбрить подозрительную бороду. Шпион Торелли записал в своем дневнике: «…когда ему приказали побриться, он решил, что бороду отдадут его хозяину, лорду Байрону, но, когда его разубедили, он бережно завернул ее в бумагу». Тите, который перестал быть устрашающей фигурой, разрешили вместо ссылки в Болонье отправиться в Лукку, откуда он пробрался к Шелли во дворец Магии.
Байрон понимал, что наказание Титы и семьи Гамба направлено против него самого. Хотя он знал, что для Гамбы будет лучше уехать из Пизы и поселиться в его летнем доме неподалеку от Ливорно, пока не утихнет шумиха вокруг истории с Маси, он все же до середины мая оставался во дворце Ланфранки. Лень и уныние, охватившие его после смерти Аллегры, мешали ему уехать.
Шелли и Уильямсы уехали, а Трелони отправился в Геную, чтобы наблюдать за строительством лодок. Дело Маси еще не закончилось, потому что правительственные чиновники питали подозрение и недоверие к Байрону, а его слуги и друзья способствовали развалу пизанского кружка, начавшемуся после отъезда Шелли. В конце мая Байрон отправил большую часть своих вещей и вещей графа Гамбы на виллу в Ливорно.