Лорд Байрон. Заложник страсти

Чарльз Хэнкок, английский торговец на Кефалонии и партнер Сэмуэля Барффа с Занта, пожелал обменять наличные деньги Байрона. С этих пор Барфф и Хэнкок, с которым Байрон успел подружиться, вели все его дела в Греции. Хэнкок, как и многие англичане, встречавшиеся Байрону на островах, был немедленно очарован «любезностью его манер, остроумием и живостью его бесед, глубиной и блеском его ума». Байрон был счастлив, что наконец-то помогает благому делу. Он подписал согласие на заем, поскольку «они отклонили его как дар», говорил он Киннэрду. Бауэрингу он писал: «По правде говоря, теперь, когда они вновь начали сражаться, я уже не отношусь к ним так строго…»

Джордж Финлей и некоторые немецкие офицеры отправились на Пелопоннес, а Браун и послы – в Англию. Вскоре после этого полковник Лестер Стэнхоуп прибыл на Кефалонию в качестве агента Лондонского греческого комитета. Стэнхоуп (позднее пятый граф Харрингтон) служил в Индии, но, в отличие от опытного солдата и администратора полковника Нейпира, был схоластом-утилитаристом, который верил, что жизнь греков наладится, стоит только установить в стране республиканские институты власти и дать им печатный станок. Стэнхоуп сразу разошелся с Байроном во взглядах, заговорив при первой встрече о Бентаме, потому что Байрон находил философов-радикалов самыми худшими из ученых, считавшими, что познали все человечество. Когда Байрон спросил у Стэнхоупа, не привез ли он новых книг, тот упомянул «Источники действия» Бентама. Нейпир вспоминал, что Байрон «только глянул на книгу и сказал: «Источники действия! Черт бы побрал его источники! Я знаю о них побольше его», после чего в ярости швырнул книгу на пол». По словам Хобхауса, Байрон также сказал: «Что этот старый дурак знает об источниках действия!»

Хотя Байрона постоянно раздражали теоретические разглагольствования «полковника-книгопечатника», как он называл Стэнхоупа, очевидно, он был рад разделить с кем-нибудь обязанности руководителя комитета. Байрон чувствовал облегчение оттого, что кто-то прежде него поедет в осиное гнездо на материке. Он дал Стэнхоупу письмо к «Генеральному правительству Греции»: «…должен честно признать, что, пока не воцарятся единство и порядок, все надежды получить заем будут тщетны и помощь из-за границы, необходимая грекам, не будет предоставлена вовремя. Что еще хуже, правящие круги Европы будут убеждены, что греки неспособны к самостоятельности, и, возможно, сами предпримут попытку уладить противоречия в вашей стране таким способом, который развеет в дым все ваши надежды и надежды ваших друзей. Позвольте мне напомнить, что я мечтаю о процветании Греции и ни о чем больше. Я сделаю для этого все возможное, но не могу согласиться и никогда не соглашусь, чтобы англичане в Греции или у себя на родине получали недостоверную информацию о происходящем в этой стране».

Вести о том, что флот был на пути в Миссолонги и уже достиг Каламаты на юго-восточном побережье Морей, были подтверждены в начале декабря. Через несколько дней стало известно, что на борту одного из кораблей находился Маврокордатос. Чувствуя ответственность за доставку денег, обещанных им флоту, и не видя возможности быть чем-нибудь полезным в Восточной Греции, пока политические партии ведут междоусобную войну, Байрон отправил временному правительству письмо с сообщением о том, что он изменил свои планы и собирается помочь жителям Миссолонги. Стэнхоуп уехал с письмами к правительству и Маврокордатосу.

Терзаемый сомнениями в правильности выбранного пути, Байрон должен был расстаться с одним из самых верных советников. Полковник Нейпир собирался в Англию, надеясь договориться с Лондонским комитетом насчет поддержки в формировании регулярной греческой армии. Вскоре после его отъезда в заливе появился греческий флот, и состоялась неравная битва с четырьмя турецкими кораблями (у греков было четырнадцать), причем один был выброшен на берег Итаки. Байрон еще не знал, что, презрев закон о нейтралитете Ионических островов, приютивших множество греческих беженцев, жадные моряки преследовали и убили всю команду турецкого корабля из-за сокровищ на борту. В ореоле этой бесстыдной победы 11 декабря в Миссолонги прибыл Маврокордатос, этот «Вашингтон Греции», как его называл Байрон.

Вскоре туда приехал Стэнхоуп и прислал Байрону пламенный отчет о событиях вместе с письмом Маврокордатоса, где говорилось следующее: «По прибытии в Миссолонги я настолько убедился в правдивости слухов, что могу с уверенностью сказать: вы будете приняты здесь как спаситель. Будьте уверены, милорд, что судьба Греции зависит от вас… Я приказал одному из лучших кораблей своей эскадрильи взять курс на Кефалонию…» Однако Байрон не был склонен верить льстивым речам Маврокордатоса, и его скептическое отношение еще более окрепло после длинного письма от Фрэнка Гастингса, повествовавшего о событиях на материке. Однако Байрон понимал, что пришло время действовать, но до отъезда нужно было еще много сделать.