Лорд Галифакс: святой Лис

От берегов Великобритании лорда Галифакса провожал в долгий морской путь персонально Уинстон Черчилль. Галифакс с женой отплыли 14 января и спустя десять дней достигли Соединенных Штатов. Здесь нового посла встречал лично президент Рузвельт, что было беспрецедентным и совершенно однозначным решением в январе 1941 г.: «Президент сделал жест и, встретив британского посла, подчеркнул непринужденность наших отношений, он желал не оставить сомнений в политике, проводимой его администрацией»576. Поразила Галифакса не только подобная любезность Рузвельта, которая стала «символом братства»577. Больше всего он был впечатлен спокойной обстановкой: «Это изумило бы каждого, впервые прибывшего в Соединенные Штаты, которые не находились в состоянии войны, из Лондона, который в течение многих недель подвергался блицкригу. Я вспоминаю впечатление после нашего прибытия в Аннаполис, проезда с президентом Рузвельтом по Вашингтону с его блестяще освещенными улицами, с мотоциклетной полицией, сиренами расчищающей наш путь. Подсознательно я задавался вопросом, что произошло с блэкаутом и почему системы оповещения о воздушном нападении не работают»578.

Однако, когда кортеж привез британского посла в резиденцию, контраст исчез, и апартаменты показались Галифаксу «очень знакомыми»579. Оказалось, что британское посольство выстраивал тот же архитектор – сэр Эдвин Лутиенс, – что и дворец вице-короля в Нью-Дели. Поэтому когда лорд Галифакс провел ночь в претенциозных, но не слишком удобных для жизни комнатах, он вновь вынужден был констатировать: «Да, это очень знакомо»580.

Контакт с Рузвельтом был установлен моментально: «В один миг появилась непринужденность, и мы долго болтали, как будто знали друг друга всю нашу жизнь. Ничто, возможно, не было более дружественным, и он сказал, что рассматривает наши дела без любых формальностей предоставления верительных грамот. После пили чай, разговаривали легко и близко, и время от времени приятно нескромно. <…> Мне он понравился очень. Он говорил много о событиях в Европе в конце последней войны и о наших общих друзьях. Наконец он сказал, что надеялся, что я смогу с полной свободой звонить в Белый дом в любое время и всегда найду его готовым встретиться. Я надеюсь и полагаю, что благодаря его естественным качествам и отношениям, в которых он был с премьер-министром, мне будет легко с ним работать»581.

Но если с президентом новому послу удалось сразу же установить не только деловые, но и приятные личные отношения, то американский истеблишмент был не так благосклонен к лорду Галифаксу: «Я приехал в Соединенные Штаты, подозреваемый в соучастии политике Чемберлена, т. н. умиротворения, которое привело к Мюнхену. Эта критика, я думаю, исходила скорее от части прессы, затронутой еврейским влиянием, чем от широкой публики, и это, конечно, не было отношением президента Рузвельта. Я раньше говорил тем, кто выражал такую критику Чемберлена, которого им трудно было понять, что британцы имели полное право судить и придираться к тому, что было сделано, поскольку они были неизбежно и непосредственно вовлечены в последствия принятых мер. Но что Соединенные Штаты? По какому праву американцы утверждали, что могли его судить? Почему Великобритания была нравственно обязанной бороться за справедливость в Чехословакии, в то время как Соединенные Штаты были освобождены от этого? Три тысячи миль океана могли быть пересечены без больших моральных обязательств, если бы в этом только возникла заинтересованность. Американские критики были похожи на людей, которые собрались поглазеть на большую борьбу и выражали разочарование, что развлечение было отменено. Но никогда они не имели намерений быть чем-то большим, чем зрителями той борьбы»582.

Несмотря на историческое образование и тот факт, что лорд Галифакс имел политический и дипломатический базис знаний, он тем не менее крайне слабо ориентировался в политике Соединенных Штатов. Он не знал их конституции, ничего не понимал в теме гражданской войны, изначально неправильно расценивал роль президента, считая его кем-то между монархом и премьером, и не слишком большое внимание придавал роли Конгресса и республиканской партии. Когда один из конгрессменов-республиканцев сказал ему: «Г-н посол, прежде чем я задам свой вопрос, я хотел бы, чтобы Вы знали, что каждый в этой комнате думает, что президент Рузвельт – столь же опасный диктатор, как Гитлер или Муссолини, и что он катит эту страну ко всем чертям настолько быстро, как только может»583, Галифакс был чрезвычайно удивлен. «Одна забавная вещь о нем состояла в том, что он никогда не мог понять сложную американскую политическую систему, и каждый раз, когда проходили выборы, ему нужно было объяснять всё это снова и снова»584. Но больше всего Галифакса удивляло навязчивое стремление США критиковать политику других стран, хотя они не были членами Лиги Наций и гордились своим последовательным изоляционизмом после Первой мировой войны585.