Первые месяцы пребывания лорда Галифакса в Соединенных Штатах стали настоящим провалом. Его популярность поначалу упала до нуля, а после и вовсе пересекла минусовую отметку. В лучшем случае он получал о себе отзывы вроде этого: «Всем своим видом он был похож на церковную мышь или кузена из бедной страны – но он казался очень справедливым и откровенным в его словах; на самом деле он говорил так, как хотел сказать – не больше и не меньше; очень лукавый, очаровательный и гладкий, как тутовый шелкопряд»594
. В худшем случае после разговора с британским послом звучали такие слова: «Я испытывал мало уважения к Англии прежде. Теперь его осталось еще меньше»595. В основном, безусловно, это выражало изоляционистский настрой: Галифакса рассматривали как угрозу, хитрого, умного и коварного политика, который может повлиять на Рузвельта, и тогда «блестящей изоляции» придет конец. Всё начало меняться, когда Гитлер напал на СССР, тем самым расширяя масштабы Второй мировой войны.Но окончательно лед между американским истеблишментом и британским послом был сломан ближе к концу осени 1941 г., когда в Детройте произошел занятный случай (Галифакс посещал этот город в рамках своего ознакомительного тура по стране). Когда он навещал архиепископа римской католической церкви, с которым познакомился еще в Индии, произошло следующее: «Пожилые леди устроили пикет возле двери архиепископа, и, когда я появился, произнесли упреки в адрес Великобритании о ее воображаемом желании заполучить американских мальчиков на огневые рубежи. Они поддержали эти лозунги, кинув в меня яйца и помидоры, один или два из которых мягко достигли своей цели. Американские полицейские, понимая, что это не случай для револьверов, которыми они были вооружены, скорее пришли в замешательство, и ничего особенного поэтому не произошло. Когда горничная архиепископа открыла дверь, я попросил, чтобы она отмыла следы обстрела с моего пальто, в то время как я говорил с архиепископом. Но американцы – очень учтивые люди, и то, что посещение посла было встречено таким невоспитанным образом, было для них непростительно. Возник естественный эффект негодования на такую невежливость к стране, представитель которой был так оскорблен. Этот эффект был значительно усилен, поскольку американская пресса широко сообщала, что единственный комментарий посла был таков: “Соединенные Штаты – очень богатая страна, чтобы раскидываться яйцами и помидорами, тогда как мы в Англии получаем лишь одно яйцо в месяц”»596
. Этот комментарий был придуман журналистами, но Галифакс не стал публично от него отрекаться, понимая, насколько он эффектен.Американцы начинали оттаивать. В Милуоки после подобной встречи с людьми один из добрых слушателей захотел сделать приятное Галифаксу и похвалил его: «До сих пор некоторые из нас здесь ожидали, что когда встретим британского посла, он будет слишком умным для нас. После встречи лорда Галифакса мы так больше не будем думать»597
. Эти туры по стране от штата Мэн до Калифорнии были действительно примечательным явлением, и ни один другой британской посол не совершал столько поездок. Особенно в этом Галифаксу помогала Дороти. Она была куда более легкой, веселой и радушной, в отличие от своего чопорного и холодного супруга, поэтому ее американская нация полюбила сразу.По прибытии в Вашингтон Галифакс налаживал быт: штат миссии состоял из проверенных людей, одним из которых был уже упомянутый Чарльз Пик. Он с большой симпатией относился к своему шефу, без стенаний Кэдогана и Батлера взял на себя обязанность писать его речи, хотя сам Галифакс и держал с ним дистанцию. Бесконечные публичные выступления, к которым лорд Галифакс изначально не был наклонен, были его главной, но и самой отягощающей обязанностью. И хотя Пик практически полностью писал его спичи, выступать иной раз несколько раз в день Галифаксу было крайне тяжело.
В Соединенных Штатах он столкнулся с принципиально иными реалиями, которые сегодня, в 2020 г., кажутся абсолютно естественными: отказ от сословности, демократичное общение, – этот современный мир, пришедший и в Европу после окончания Второй мировой войны. Мир, в котором лорду Галифаксу было совсем неуютно: с ним смели заговаривать лифтеры, фотографы заставляли его позировать то с моряками, то с мэром какого-то захолустного городка с гигантской репой в руках. Оглядывая бывшие рабские плантации вокруг посольства, однажды он заметил: «Я сожалею, что больше нет рабства, сейчас я бы пошел проверять своих рабов. Приветливо поговорил бы с ними, навестил больных и пожилых, прочитал им Библию, а когда возникали грубые неуместности или нарушения дисциплины, я бы их наказывал. Наконец, я бы заставил их всех спеть мне спиричуэлс598
»599.