Германское направление внешней политики Британии в те месяцы провисало из-за отсутствия в Берлине посла Гендерсона. Тот не мог пока вернуться в Рейх по соображениям собственного здоровья. Галифакс не стремился найти замену послу и освободить смертельно больного человека от тяжелой ноши. Это загадочное поведение министра иностранных дел не смогли объяснить историки473
, можно только высказывать предположения о том, что: а) других кандидатов в послы не было и б) лорд Галифакс понимал, что развязка близка и скоро Гендерсону предстоит так и так прекратить исполнение своих обязанностей из-за начавшихся военных действий.Так заканчивался 1938 г. Подводя его итоги, сэр Алек Кэдоган резюмировал: «Слава Богу, мы все живы и здоровы. Что принесет наступающий год, я едва смею догадываться. Это будет зависеть от судьбы в любом случае. Мне кажется, что, если только не случится революции в Германии, мы должны будем вступить в войну.
И надежда на иное действительно истончается. Я могу только молить Бога помочь мне сделать то малое, что я могу в своем деле, и благословить нас всех безопасно пройти через все это»474
. Размышляя относительно событий этой зимы, он невольно сравнивал двух определяющих внешнюю политику Британской империи людей – Невилла Чемберлена и лорда Галифакса: «Открытые злодеяния Гитлера против евреев осенью 1938 года, конечно, произвели на Чемберлена глубокое впечатление. <…> Галифакс был не менее потрясен. У многих людей, которые не знают Чемберлена лично, есть впечатление, что он легковерный и упрямый старик. В течение всего этого ужасного времени я видел его почти столько же, сколько Галифакса, и я скажу, что, по моим наблюдениям, ничто не может быть дальше от правды, чем такое суждение. Он днем и ночью борется за перспективу, которую видит достаточно ясно, он выжимает все свои силы, чтобы попытаться предотвратить войну»475.Силы Галифакса были направлены на то, чтобы вернуть в Кабинет Энтони Идена. Такое стремление было особенно актуально перед непосредственным открытием англо-итальянских переговоров. Эти переговоры были практически единственной надеждой Чемберлена, поэтому ни о каком Идене, сделавшем все, чтобы их не допустить, слышать он не хотел.
Не лучший был общий фон визита британской делегации к Муссолини. Франко одержал ряд сокрушительных побед в Испании, что вызвало ликование Италии и агрессивную реакцию Франции. Рейх оставался мрачен и не проявлял дружелюбия. Сам дуче готовился к встрече и, по некоторым сведениям, издевательски отметил: «К нам приезжает Чемберлен со своим зонтиком»476
. В роли зонтика выступать пришлось лорду Галифаксу. Поначалу он веселился, увидев Эдду Муссолини, дочь дуче и жену Чиано. «Я напомнил ей, – рассказывал Галифакс, – то время, когда она обедала с нами в Индии. Хотя не стал напоминать о том, как она пинала молодого слугу в живот, когда тот пытался ее поцеловать, а также некоторые ее развлечения при луне возле мавзолея Хумаюна»477. Сперва лорду Галифаксу в Риме все нравилось: «Атмосфера была самой дружественной и легкой. Муссолини говорил вполне спокойно, очень обоснованно и, насколько я мог судить, искренне»478.Они обсудили не только англо-итальянские перспективы, но и растущую германскую угрозу. Муссолини заверил, что у Гитлера нет интересов в Западной Европе. Также они обсудили и отношения Италии с Францией, которые в последнее время осложнил колониальный вопрос. Если для Гитлера колонии были делом второстепенным, то дуче от получения новых итальянских территорий совершенно не отказался бы. Уже до этого итальянские политики выступали с категорическими заявлениями, требуя Тунис, Корсику, Савойю, а некоторые даже Ниццу, что осложняло отношения Парижа с Римом. Но Галифакс убедился, что «отношение Муссолини к Франции было намного более ограничено, чем я ожидал. Это поселило во мне довольно ясное чувство, что Муссолини не заинтересован в том, чтобы предпринимать любую авантюру, подвергающую опасности мир, но я также чувствовал, что он не был так уверен в своем старшем брате – Германии. И его объяснения немецкого перевооружения были откровенно неубедительны»479
.