Лорд Галифакс: святой Лис

Развлечения британцев в Италии затягивались до глубокой ночи. Ужинать начинали в полночь. Галифакс не привык к такому распорядку дня: «Я думал, что не будет никакой причины, которая могла бы когда-либо прервать наши развлечения. Но в итоге все кончилось около 1:30, и меня уложили в кровать около 2:00. Итальянский ритм жизни очень отличается от моего»480. На следующий день невыспавшийся британский министр иностранных дел был заметно мрачен. Еще мрачнее были его мысли: «Когда я шел с Чемберленом к Муссолини вдоль не очень широкого прохода между рядами молодых чернорубашечников, которые стояли с выхваченными кинжалами на уровне плеч, меня не отпускала неудобная мысль, что, если бы я споткнулся, то должен бы был непогрешимо пронзить горло острием кинжала; Чемберлен, который ниже меня ростом, упал бы более счастливо, под кинжалами»481. Видя ликующие толпы на улицах Рима, все еще мрачный Галифакс думал о спектакле, но после он получил сведения о том, что эти акции демонстрации любви к Чемберлену были спонтанными, а вовсе не отрепетированными. Более того, Муссолини был чрезвычайно раздражен подобным поведением своих подданных и даже отдал приказ разгонять толпы восторженных почитателей «джентльмена с зонтиком».

Когда Галифакс вернулся в Лондон, то вместе с Кэдоганом они продолжили свои шпионские игры. На этот раз предметом их внимания стало сообщение из американских источников о том, что Гитлер готовится захватить Голландию. Галифакс снова взбаламутил Кабинет министров этим заявлением и требовал от британского правительства выработанной схемы действий на случай такого исхода событий482. Но всё, чего ему удалось добиться, – это решения, что в случае немецкой агрессии Британия окажет Голландии посильную помощь. Американские доброжелатели также сообщали, что 30 января Гитлер будет выступать с решительной антибританской речью в Рейхстаге. Вечером в день выступления фюрера встревоженный Форин Оффис коллективно приник к радио. Доносившаяся оттуда немецкая речь Гитлера возвещала, что «будет большой удачей для целого мира, если наши два народа могли бы сотрудничать в полной уверенности друг в друге»483.

В начале февраля Чемберлен сохранял свой оптимизм, основываясь на том, что он видел на улицах. А видел он людей, которые страстно приветствовали мир и до сих пор облегченно вздыхали, памятуя о кошмарной осени 1938 г. Британский премьер не мог вообразить, что европейские диктаторы увидят другое, что они будут так глухи к собственным народам, абсолютно не желающим воевать, сколько бы пропагандистские средства массовой информации ни старались. Не мог он вообразить и то, что его коллеги будут продолжать нагнетать обстановку.

Ситуация на континенте была дестабилизирована взятием войсками Франко Барселоны. В Форин Оффис звонил нервный Бонне, опасаясь возможной итальянской агрессии в адрес его страны. Галифакс наказал премьер-министру выдать максимальные союзнические гарантии Франции. Выступая в Палате общин, Чемберлен заявил: «Невозможно исследовать подробно все гипотетические ситуации, которые могут возникнуть, но я чувствую себя обязанным разъяснить, что солидарность, которой объединены Франция и наша страна, нерушима. Любая угроза жизненным интересам Франции с какой-либо стороны должна рассматриваться как непосредственная угроза и нашей стране».

После этого лорд Галифакс расслабился и даже жаловался Кэдогану, что ему нечем заняться. В ответ на это заместитель стал пересылать ему все сообщения, которые приходят в Форин Оффис484. Спустя два дня такой напряженной работы министр иностранных дел уехал в Йоркшир. Тем временем из отпуска вернулся сэр Невил Гендерсон. 3 февраля он приехал после лечения в Берлин: «Физически я был все еще негоден, но нравственно я был несколько восстановлен, избавившись от пессимизма и отвращения, которые преследовали меня в работе Международной комиссии, определяющей границы между Германией и чехословаками. Моя навязчивая идея о мотиве греческой трагедии во всем этом также отступила на второй план. Частично это происходило из-за отрицательной реакции на слухи, которые распространялись в декабре и январе. Сообщения, полученные из-за границы, содержали информацию о немецком вторжении и в Голландию, и в Швейцарию; захват румынских нефтяных месторождений; и даже неожиданный бомбовый удар по Лондону. Я полагал, что эти истории были запущены в обращение в основном нацистскими экстремистами, чтобы отвлечь внимание от их реальных и непосредственных целей; и на самом деле такие новости были в тот момент преждевременны»485.

В феврале в Форин Оффис из очередного источника поступила информация, что Гитлер собирается захватить то, что осталось от Чехословакии, в мае. Галифакс послал Гендерсону телеграмму: