Лорд Галифакс: святой Лис

И премьер-министр, и министр иностранных дел так или иначе возвращались к тому, с чем вошли в судетский кризис, к вопросу перевооружения. Галифакс говорил: «хотя впредь мы должны считаться с немецким господством в Центральной Европе, но в существующих условиях Великобритания и Франция должны поддержать свое доминирующее положение в Западной. С соответствующим развитием вооруженных сил и поддержкой в Средиземноморье, на Ближнем Востоке и в колониальных владениях. <…> Самым большим уроком, который мы извлекли из кризиса, стало осознание того, что внешняя политика не может базироваться на недостаточной военной поддержке»467.

В начале ноября 1938 г. в Париже юноша-еврей из Польши Гершель Гриншпан убил атташе германского посольства Эрнста фон Рата. Результатом стала т. н. «Хрустальная ночь», или «Ночь разбитых витрин», которая прокатилась по Германии 9–10 ноября 1938 г. и ознаменовалась страшными еврейскими погромами. Пока нацисты, руководимые неистовым доктором Геббельсом, били витрины еврейских магазинов, ателье и просто жилых домов, в Лондоне проходил праздничный традиционный банкет лорд-мэра.

Контраст между германской и британской столицей в тот вечер был разительным. Хаос на улицах, массовые преследования евреев, крики нацистов в Берлине кардинально отличались от спокойных улиц Лондона, по которым в белоснежной вице-королевской мантии, подбитой горностаем, при полных регалиях вышагивал лорд Галифакс. Когда Кэдоган встретил его в гардеробе у лорд-мэра, он удивленно воскликнул: «Как, черт побери, вы сюда добрались?!», на что министр иностранных дел ответил, что «получил разрешение шевифа» пройти по улицам в таком виде468.

Сама «Хрустальная ночь» имела много разных последствий, но одним из решающих было то, что новое чехословацкое правительство во главе с доктором Гахой, которое делало первые шаги по нормализации отношений с Рейхом, теперь было абсолютно антигермански настроено. На фоне этих событий в конце ноября 1938 г. Чемберлен и Галифакс должны были посетить Париж, чтобы провести переговоры с правительством Даладье.

На заседании Кабинета Галифакс показал министрам резюме секретных отчетов о том, что немецкое правительство и особенно Гитлер становились все более и более враждебными по отношению к Великобритании и предвосхищали распад Британской империи. Галифакс заявил: «У Мюнхена, как мы могли заметить, было два диаметрально противоположных результата. Во-первых, немцы в целом поняли с ужасом, что политика Гитлера подвела их к войне, и были глубоко благодарны премьер-министру, что войны тогда удалось избежать. Во-вторых, эта же реакция немецкого общественного мнения привела в бешенство нацистских лидеров, не исключая герра Гитлера, а также подстегнула желание восстановить престиж нацистов, изобразив Великобританию врагом немцев»469. В этом Галифакс был абсолютно прав. Ревность Гитлера к Чемберлену, столь полюбившемуся немецким гражданам, была очень велика. Премьер-министр, кажется, до конца не сознавал этого. Ему, воспитанному в западной демократии, нетитулованному, обычному человеку было тяжело понять менталитет диктатора, привыкшего к раболепному поклонению, зато этот менталитет понимал лорд Галифакс.

Их визит в Париж прошел удачно, а после британцев французов посетил рейхсминистр иностранных дел фон Риббентроп, подписавший с Бонне совместное заявление470, что Чемберлена очень обрадовало. Форин Оффис располагал своими сведениями на этот счет. 28 ноября чиновник разведывательной службы принес Кэдогану не самые надежные данные, которые говорили о том, что кто-то на 10, Даунинг-стрит был в контакте с Риббентропом через советника немецкого посольства в Лондоне. Галифакс говорил с Чемберленом вечером 29 ноября. «Он ошеломлен (Галифакс думает, что всерьез)»471. Также Галифакс просил у премьер-министра 24 часа, чтобы «спасти источник», который об этом сообщил. Но вся эта возня была пресечена, когда в дело вмешался сэр Хорас Уилсон. Он быстро прекратил шпионские игры Форин Оффиса в штате премьер-министра, а его самого успокоил.

Успокоить Галифакса и Кэдогана, которые прониклись игрой в шпионов, было тяжелее. Тоскуя по острым ощущениям, они стали погружаться в донесения разведки, прислушивались к любым источникам информации, порой даже намеренно ложным. В декабре 1938 г. это привело к тому, что Форин Оффис поднял общую панику. Галифакс и Кэдоган уверяли Кабинет министров, что «в марте Гитлер будет бомбить Лондон!»472 Вызван такой ажиотаж был сведениями из Берлина: бывший немецкий чиновник, близкий к генералу Беку, которого сместили с поста начальника немецкого генштаба, рассказал ему о внезапных приготовлениях к воздушному налету на столицу Великобритании. Осведомитель очень хотел, чтобы британцы приняли некоторые меры предосторожности, по сути, подстрекая английскую сторону начать военные приготовления против Германии, что Берлином было бы расценено вполне однозначно. Тогда это не закончилось фатальной ошибкой. Кабинет решил вывести один авиационный полк для учений на всякий случай.