Лорд и егерь

«Самое удивительное, что вы все это знали, но игнорировали. Вам как-то в голову не приходило, что у Сильвы с Мигулиным могло быть что-нибудь большее, чем просто дружеский треп, сплетни и пересуды. Он был слишком олимпийской для вас фигурой, он был гуру, учитель, наставник, отец. Вот-вот, отец. Вы знаете, что для нас голизна, обнаженность отца — самое страшное табу. Вы знаете, почему Юнг разошелся с Фрейдом? Потому что они обещали друг другу рассказать все свои сны. Но однажды Фрейд отказался рассказывать свой сон Юнгу. Это был сон, где он видел отца — голым. И Юнг понял, что для Фрейда уважение к старшим важнее истины. Он больше не мог доверять этому человеку. Вы не хотели признаться себе в том, что кроме вас с Виктором — Виктора вы готовы были впустить в свое подсознание и даже сознание, — кроме вас есть кто-то еще, третий лишний, настолько великий, что его невозможно вообразить вовлеченным в то же, чем занимались и вы, не так ли? Вы настолько презираете свою связь с Сильвой, а Сильва настолько презирает себя, что человека, перед которым вы благоговеете, вы оба исключили подсознательно из ваших счетов и склок. И приплели бессознательно неизбежного участника вашего неразрешимого менаж-а-труа, Виктора, хотя на этот раз, в тот раз, он к вашим счетам, Сильва, отношения не имел. В ту ночь, если вы помните, его арестовали, и вы, из комнаты Феликса, глядели, как его уводят». Феликс сидел бледный, не проронив ни слова. Сильва закрыла лицо руками.

18 Курильщик опиума

«Pardon, я думала, что это опять импотенты снизу, фактически», — встретила ночных охотников за спиртным Мэри-Луиза. Сама она тоже перебрала лишнего и едва держалась на ногах. Она стояла в полутемном коридоре, прислонившись к стене. В дверь пришлось барабанить добрые четверть часа. «А разве бывают импотенты сверху? Я полагал, что импотенция всегда подразумевает человеческий низ. Импотент сверху — это тот, кто умишком слаб, по идее, кретин в общем», — не уставал от собственного лингвистического остроумия Феликс. «Эти макрели (Мэри-Луиза имела в виду соседей-супругов Макрель) — импотенты и сверху и снизу». Явно в целях воспитания у соседей творческих потенций пластинка в квартире продолжала крутиться на полную мощность. Под храп нескольких засидевшихся по углам гостей, под то и дело вспыхивающую идеологическую перебранку Сорокопятова с Браверманом, под декламирование поэтом-переводчиком своих подстрочников. «Макрели продолжают угрожать полицией», — сказала Мэри-Луиза, как будто оценивая, как полиция воспримет довольно непрезентабельный вид нашей троицы после ночной вылазки. Не считая собаки. Она явно хотела, но не решалась спросить, что это за существо явилось с ними — в камзоле, бантах и бриджах. Но по скверному российскому обычаю Эдварда-Эдмунда гостям не представили. Смущенная Каштанка заскулила, и Э-Э повел ее, следуя за Сильвой, в кухню: кормить. «Первым делом — поддать овса коню», — сказал с мрачной иронией Виктор. Выходя из комнаты, Сильва решительным движением выключила проигрыватель. В наступившей тишине те немногие, кто еще стоял на ногах, окружили Виктора с Феликсом, как двух гонцов, или скорее как зрители в театре, глядящие на двух актеров в ожидании начала действия.

«Типичное английское лицемерие», — пробурчал Феликс, разваливаясь на диване в гостиной. «Все якобы для народа. Гуляй где хочешь. Лужайки, скамейки. Но стоит тебе, по идее, расстегнуть ширинку, и тут же на тебя из кустов наскакивает наряд милиции. Полиции, я хотел сказать. Но это, получается, то же самое, что там, в сущности».

«Россия не создала ничего оригинального. Все, уверяю вас, чудовищное, что есть там, есть концентрация того дурного, что можно отыскать здесь. Отсюда иногда сходство цивилизаций», — сказал Браверман.

«В России нет цивилизации. В России только культура», — сказал Сорокопятов.

«Интересно, сколько бы на тебя налетело милиционеров, если бы ты расстегнул ширинку на Красной площади, напротив Мавзолея?» — в ответ Феликсу хмыкнул Виктор. «КГБ учит по крайней мере одной мудрой вещи на свете: никогда не отвечай на вопрос, пока его тебе не зададут в письменном виде. А у тебя развилась привычка отвечать на вопросы, существующие исключительно в твоем воображении. А знаешь, почему? Потому что слишком любишь свое запутанное прошлое и свою уникальную личность и сложный процесс ее становления. Но я бы и из этой путаницы вывернулся, если бы не наш егерь». От этого слова Мэри-Луиза вздрогнула, как, впрочем, и все остальные в комнате, присутствующие при этом обмене репликами на правах театральных зрителей (аплодировать не разрешается). Оба были чуть ли не рады подобному повороту в разговоре, как будто случайно наткнулись на истинного виновника их бед.

«Лорд или егерь, он был среди нас единственным, по сути, англичанином. Они ему поверили. Он, можно сказать, вытащил нас из полицейского застенка», — сказал Феликс.

«Не нас, а тебя. Я бы прекрасно обошелся без вмешательства этого бзикнутого».

«Но если бы не ты, он бы там не оказался».