Она резко ударила его по руке.
— Прямой вопрос требует прямого ответа, милорд, и за него вам воздастся… разве что вы боитесь, что награда за него вас не устроит.
— Моя милая леди, мне бы не хотелось беспокоить вас своими болезнями.
— Значит, ты снова нездоров?
— Это не более чем простое недомогание.
С чувством облегчения она громко рассмеялась.
— Вы слишком много едите, милорд.
— Я бы не смог требовать от вашего величества по праву оценить мой стол, если бы сам не делал этого. Вы могли бы подумать, что я брезгую тем, что было приготовлено для вашего королевского желудка.
— Значит, это всего лишь физическое недомогание. Я опасалась, что только душевное беспокойство не дает тебе спокойно спать по ночам.
Догадываясь о ее подозрениях, он сказал:
— Ваше величество должны знать правду. Это из-за женщины.
Он заметил, что у нее перехватило дыхание, и поэтому сразу обратился к ней с такой пылкой страстью, на которую только был способен.
— Зная, что та, которую я люблю больше жизни, находится под моим кровом, как же я могу спокойно спать по ночам, если она не лежит со мной рядом?
Королева пришпорила своего коня и галопом пустила его вперед, но он успел заметить ее довольную улыбку.
— Милорд, — бросила она ему через плечо, — вы дерзите. Я умоляю вас не скакать рядом со мной. Мне бы не хотелось бранить хозяина, который меня принимает. А поскольку я так сильно гневаюсь, то боюсь, мне все же придется поступить подобным образом.
Тем не менее он продолжал скакать рядом.
— Ваше величество… нет… Елизавета, милая Елизавета, какой ты была для меня в Тауэре… ты забыла, а я буду помнить до конца моих дней. Ты слишком многого от меня требуешь.
Она пришпорила своего коня и не стала ему отвечать, но к ней вернулось хорошее настроение, и, когда в круг загнали оленя, она закричала:
— Не убивайте его. Я нахожусь в благом расположении духа. Я дарую ему жизнь при условии, что он отдаст взамен свои уши.
Она самолично отрезала уши у бедного животного и, улыбаясь, наблюдала, как он, объятый ужасом, с окровавленной головой, понесся прочь. Затем она воскликнула:
— Где же наш хозяин? Почему он не рядом со мной?
Роберт подъехал к ней, и они поскакали бок о бок назад в Кенилуорт.
— Я верю, милорд, — жеманно произнесла она, — что вы больше не станете настолько забываться. Я не буду столь снисходительна, если вы снова поступите подобным образом.
— Я не могу в этом поклясться, — ответил он. — Я всего лишь мужчина и готов отвечать за последствия своих опрометчивых речей.
Но, говоря любезности королеве, он думал о Летиции и об их ночных страстных свиданиях, о том удовольствии, которое они друг другу доставляли, и он знал, что ничто на этой земле не могло теперь ни разлучить их, ни сдержать взаимную безумную страсть.
А что если Елизавета узнает? Он не мог вычеркнуть из памяти образ попавшего в ловушку зверя с загнанным выражением глаз, когда она склонилась над ним, держа в руках нож. Он видел, что жажда крови прирожденного охотника была написана на ее лице, и вспомнил, как в ужасе унеслось прочь бедное животное. А это было лишь благое расположение духа королевы.
В парке гостей снова ожидали «живые картины». Высокий юноша, наряженный Сильванием, встал перед ней и рассыпался в похвалах ее очарованию. Но она устала от его оды раньше, чем он успел ее закончить, и, повернув своего коня, поскакала дальше. Однако юный поэт, не желая быть отвергнутым и стремясь угодить своему господину в восхвалении ее величества, побежал вслед за лошадью, описывая добродетели королевы, и тогда она, с гримасой отвращения, сдержала поводья, потому что юноша уже почти что задохнулся.
Он упал перед ней на колени.
— Ваше величество, — сказал он, — если вы желаете следовать дальше, умоляю вас, поезжайте. Если мои недостойные речи не оскорбляют ваших королевских ушек, я могу бежать и говорить хоть двадцать миль. Я лучше буду бежать за вашим величеством, чем ездить верхом, как бог в раю.
Королева одарила этого человека улыбкой и милыми словами, потому что его самоотверженность понравилась ей больше, чем его вирши.
— Мне больше нравится, — сказала она, — то, что исходит от сердца, чем то, что хранится в памяти.
Когда Сильваний закончил свою речь, он сломал ветку, которую держал в руке, и отбросил ее прочь. К несчастью, движение было слишком резким, и конь королевы внезапно встал на дыбы.
Все присутствующие оцепенели, но королева, справляясь с конем, закричала:
— Не трогать! Не трогать!
Потом она устала утешать Сильвания, который был сам не свой от огорчения.
Роберт приблизился к королеве.
— Ваше величество, — сказал он, — умоляю вас, поедемте в замок. Мне кажется, ваша драгоценная персона будет там в большей безопасности.
По пути в замок Роберт был полон дурных предчувствий.
В тот день гостей очень развлекли забавы с медведями. Английских догов, которых долго держали взаперти, внезапно спустили на тринадцать медведей. От шума, визга, рычания, звуков разрываемой на куски плоти глаза королевы загорелись, и многие это заметили. После забавы решено было отдохнуть на природе.