На следующий день граф Сассекский объявил ей, что она должна отправиться в Тауэр немедленно и что ее уже ждет баркас. Елизавета написала королеве записку и столь искренне умоляла Сассекса передать ее, что он был глубоко тронут.
— Милорд граф, — упрашивала она, — я заклинаю вас всеми святыми взять это письмо.
Он помедлил, но в итоге не смог отказать и взял ее письмо к королеве.
Мария была взбешена. «Это, — орала она, — очередная уловка моей сестры. Разве милорд Сассекс не понял, что она его одурачила, чтобы пропустить сегодняшний прилив?»
На следующий день было вербное воскресенье, и уже ничто не могло спасти Елизавету от заточения в Тауэр.
Ее не стали перевозить в полуночный прилив, так как опасались, что в темноте кто-нибудь придет к ней на помощь.
По пути к баркасу она шептала:
— Да сбудется воля Господня! Я должна радоваться, что ее величество будет довольна!
Потом Елизавета повернулась к следовавшим за нею людям и закричала, охваченная внезапным порывом гнева:
— Разве не чудовищно, что вы — те, кто называет себя аристократами, — допускаете, чтобы я, принцесса и дочь великого короля Генриха, была отправлена в заточение, туда, куда ведает один только Бог.
Они в испуге глядели на нее. Разве могли эти много повидавшие на своем веку люди быть уверены, что принцесса ничего не выкинет? Да, они — видные солдаты и государственные деятели — боялись этой стройной молодой девушки.
Баркас юрко скользил по реке, пока лондонцы находились в церкви и не могли видеть Елизавету и продемонстрировать ей свою симпатию, в чем никогда ей не отказывали. Довольно быстро подплыли к Тауэру — этому серому дому крушения надежд, ужаса и отчаяния.
Она заметила, что ее хотели провести через Трейторс-Гейт, и это показалось ей дурным предзнаменованием.
Шел дождь, и принцесса подставила лицо под его струи, ведь когда еще она окажется на свободе и почувствует его ласку! «Как он приятен, — подумала она, — как нежен в этом жестоком мире!»
— Пора, ваша светлость, — поторопил ее Сассекс.
— Неужели я должна сойти на берег здесь… у Трейторс-Гейт? Посмотрите! Вы не приняли во внимание прилив. Как могу я ступить прямо в воду?
Сассекс пытался набросить на ее плечи свой плащ, чтобы укрыть от дождя. В порыве отвращения Елизавета сбросила его и ступила наружу. Вода проникла в ее туфли, но она не обратила на это никакого внимания и лишь воскликнула:
— Сюда ступает нога самого верноподданного человека из всех, когда-либо ступавших на эту лестницу. Перед лицом твоим, о Боже, говорю я это, ибо нет у меня иного друга, кроме тебя.
Когда Елизавета проходила мимо башен, многие тюремщики вышли, чтобы посмотреть на нее, а некоторые даже взяли с собой детей. Вид этих крохотных любопытных мордашек успокоил принцессу. Она печально им улыбнулась, и один маленький мальчик, никого не спросясь, вышел вперед и, преклонив перед нею колени, произнес высоким звонким голосом:
— Прошлой ночью я молил Бога о том, чтобы он охранил вашу светлость, и сегодня ночью я буду делать то же самое.
Елизавета опустила руку ему на голову.
— Итак, в этом печальном месте у меня уже есть один друг, — сказала она. — Спасибо, мой мальчик.
Тогда несколько стражников выкрикнули:
— Да хранит Бог вашу светлость!
Она улыбнулась и уселась на мокрый камень, глядя на них почти с нежностью.
Комендант Тауэра подошел к ней и попросил подняться.
— Вам, мадам, — сказал он, — вредно сидеть здесь.
— Лучше сидеть здесь, чем в каком-нибудь другом месте похуже, — возразила она. — Ведь один только Бог ведает, куда вы меня направите.
Но все же поднялась и вместе с теми немногими женщинами, которым разрешили сопровождать ее, позволила проводить себя в Тауэр.
Граф Сассекский все еще шагал рядом.
— Ваша светлость, — пробормотал он, — поймите, мне не по душе возложенная на меня миссия. Будьте уверены, что я сделаю все от меня зависящее, чтобы облегчить ваше пребывание в этом месте.
— Милорд, — мягко произнесла она, — я не забуду вашей доброты.
Ее провели в приготовленные апартаменты — самые надежно охраняемые в Тауэре; когда всхлипывающие дамы собрались вокруг нее, она почувствовала, как к ней возвращается самообладание.
Итак, сбылись самые мрачные предчувствия. Но мысли Елизаветы были не о тех испытаниях, что ждут ее впереди, а о том, как она себя держала по пути сюда. Заметил ли кто-нибудь, что когда ее вели через Трейторс-Гейт, принцесса чуть не упала в обморок? Она страстно надеялась, что никто не увидел ее страха.
Сейчас Елизавета успокоилась настолько, что оказалась способной утешать бедных женщин.
— Все, что ни случается, все в руках Божьих, — успокаивала она их. — И если меня отправят на плаху, то не английский топор отделит мою голову от тела. Я буду настаивать, чтобы это был французский меч.
Дамы поняли, что принцесса вспомнила свою мать, и зарыдали еще громче, но она сидела, гордо выпрямившись, высоко подняв свою золотистую голову и спокойно смотрела в будущее, которое готовит ей либо корону, либо французский меч.
Глава 3