Лорд Престимион

Но этот ужасный звук внезапно перешел в мирное бормотание, раздувшееся лицо расслабилось, мясистые плечи опустились и обмякли. Он стоял в растерянности перед нависшим над ним чародеем и больше не делал попыток сопротивляться.

Престимион не знал, что происходит между ними, но было ясно, что идет какой-то мысленный обмен. Головы Мондиганд-Климда в странном оцепенении застыли на длинной, массивной колонне шеи. Два сужающихся черепа почти соприкасались макушками.

Нечто невидимое, но осязаемо-реальное парило в воздухе между су-сухирисом и Дантирией Самбайлом.

В камере царила пугающая, наэлектризованная тишина. И ощущение почти невыносимого напряжения.

Затем напряжение исчезло. Мондиганд-Климд отступил назад и кивнул своим странным двойным кивком с видом, очень похожим на удовлетворение.

Дантирия Самбайл стоял словно громом пораженный.

Он сделал пару неуверенных шагов назад и неуклюже повалился на стул у стены, где несколько секунд сидел, сгорбившись, обхватив голову руками. Но необыкновенная сила этого человека снова победила. Он поднял глаза. Постепенно к нему вернулась былая демоническая мощь, и это отразилось на его лице. Он свирепо улыбнулся Престимиону, ясно показывая, что вновь полностью стал самим собой, и сказал:

— Понимаю, в тот день у Тегомарского гребня все висело на волоске. Если бы я чуть точнее направил топор, то сейчас был бы короналем, а не пленником в этом подземелье.

— Высшее Божество руководило мною в тот день, Дантирия Самбайл. Тебе не суждено стать короналем.

— А тебе, Престимион?

— По крайней мере, лорд Конфалюм считал, что суждено. Тысячи хороших людей погибли, чтобы поддержать этот выбор. И все они были бы сегодня живы, если бы не твои злодеяния.

— Разве я такой уж злодей? В таком случае злодеями следует считать также Корсибара и его мага Санибак-Тастимуна. Не говоря уже о твоей подружке леди Тизмет, братец.

— Леди Тизмет дожила до осознания своей ошибки и доказала свое искреннее раскаяние, — холодно ответил Престимион. — Санибак-Тастимуна постигла кара на поле боя, он пал от руки Септаха Мелайна. Кореибар был просто глупцом; так или иначе, но и он мертв.

Из всех заговорщиков только ты остался в живых и можешь теперь задуматься над глупостью, порочностью и позорной никчемностью вашего мятежа. Подумай над этим теперь. Тебе предоставлена такая возможность.

— Глупость, Престимион? Порочность? Никчемность? — Дантирия Самбайл громко и задорно расхохотался. — Это твоя глупость, и величайшая глупость к тому же. Порочность и никчемность — это также относится к тебе. Ты говоришь о мятеже? Это ты поднял мятеж, а не Корсибар. Это Корсибар был короналем, а не ты. Его короновали в этом самом Замке; он сидел на троне! А ты и твои приспешники пожелали поднять против него восстание ценой стольких жизней, что и сказать страшно!

— Ты так считаешь?

— Это всего лишь правда.

— Я не стану спорить с тобой о юридических тонкостях, Дантирия Самбайл. Ты знаешь не хуже меня, что сын короналя не наследует трон отца. Корсибар просто захватил власть при твоей поддержке, а Санибак-Тастимун при помощи колдовского гипноза одурманил старого Конфалюма, чтобы заставить его согласиться.

— И для всех было бы лучше, Престимион, если бы ты оставил все как есть. Корсибар был идиотом, но добрым и простодушным человеком, который правил бы должным образом или по крайней мере не мешал бы тем, кто знает, как это делать. А ты, твердо решивший поставить свое клеймо на каждую мелочь, решивший в своей жалкой, мальчишеской манере стать великим короналем, которого запомнит история, приведешь всю планету к катастрофе и уничтожению, постоянно мешая…

— Хватит, — перебил Престимион. — Мне совершенно ясно, как тебе хотелось управлять планетой. И я посвятил несколько тяжелых лет моей жизни, чтобы по-твоему не случилось, — Он покачал головой. — Ты совсем не чувствуешь раскаяния, Дантирия Самбайл?

— Раскаяния? В чем?

— Хороший ответ. Ты сам вынес себе приговор.

И поэтому я считаю тебя виновным в государственной измене и приговариваю тебя…

— Виновным? А как насчет суда? Где мой обвинитель? Кто выступает в мою защиту? Где присяжные?

— Я — твой обвинитель. Ты предпочел не выступать в собственную защиту, и никто не выступит. Также нет необходимости в присяжных, хотя я мог бы позвать Септаха Мелайна и Гиялориса, если пожелаешь.

— Очень забавно. И что же ты сделаешь, Престимион, — прикажешь отрубить мне голову перед толпой на площади Дизимаула? Так ты наверняка попадешь в исторические хроники! Публичная казнь — первая за сколько лет? За десять тысяч? Вслед за ней, конечно, разразится гражданская война, так как разъяренный Зимроэль поднимется против тирана-короналя, который посмел казнить законного и помазанного прокуратора Ни-мойи за преступления, которые не в состоянии назвать.