В его голосе не было никакого намерения вызвать чувство вины – лишь простая констатация факта.
Если бы он взмолился более эмоционально, она, может быть, и не ответила бы. Но сейчас она поймала себя на том, что идет через комнату к полке у кровати и снимает оттуда книгу.
– Если ты думаешь, что я что-то скрываю, то, полагаю, ты прав, – сказала она. – Но сомневаюсь, что это то, что ты думаешь. – Она вскинула подбородок, подумав о своей тезке – богине и воительнице, которой не за что было извиняться. – Я ничего плохого не сделала. Я не стыжусь; у меня нет на то причин. Но Конклав… – она вздохнула. – Вот, возьми.
Гвин с серьезным лицом принял у нее книгу.
– Это книга законов, – заметил он.
Диана кивнула.
– Законов об инвеституре. Тут описаны церемонии, в ходе которых Сумеречные охотники вступают в новые должности: как присягают на должность Консула, или Инквизитора, или главы Института. – Она перегнулась через него, открыв книгу на хорошо изученной странице. – Вот тут. Когда присягаешь при вступлении в должность главы Института, ты должен отвечать на вопросы Инквизитора с Мечом Смерти в руках. Это закон. Вопросы никогда не меняются.
Гвин кивнул.
– И на какой же из них, – спросил он, – ты не желаешь отвечать?
– Притворись Инквизитором, – сказала Диана, точно не слышала. – Задавай вопросы, и я буду отвечать соверешенно чесно, так, словно держу Меч.
Гвин кивнул. Он начал читать вслух, и его глаза потемнели от любопытства – и от чего-то еще.
– Вы Сумеречный охотник?
– Да, – сказала Диана.
– Вы родились Сумеречным охотником или были Вознесены?
– Я родилась Сумеречным охотником.
– Какую фамилию вы носите?
– Рейберн.
– Какое имя дали вам при рождении? – спросил Гвин.
– Дэвид, – сказала Диана. – Дэвид Лоренс Рейберн.
Гвин удивился:
– Не понимаю.
– Я женщина, – сказала Диана. – И всегда ею была. Я всегда знала, что родилась девочкой, что бы Безмолвные Братья не сказали моим родителям, как бы мое тело этому не противоречило. Моя сестра, Арья, тоже это знала. Она говорила, что знала это с тех самых пор, как я научилась разговаривать. Но мои родители… – она осеклась. – Они не были ко мне жестоки, но не представляли себе другого выхода. Они сказали мне, что дома я буду жить как хочу, но на людях должна быть Дэвидом. Мальчиком, которым я знала, что не была. Чтобы не попадать в поле зрения Конклава. Я понимала, что жить так – значит лгать. И все-таки мы четверо хранили эту тайну. Но с каждым годом росло мое отчаяние. Я отстранилась от общения с другими Сумеречными охотниками нашего возраста. Засыпая и просыпаясь, я мучилась от тревоги и дискомфорта. Я боялась, что никогда не смогу быть счастлива. Потом мне исполнилось восемнадцать. Моей сестре было девятнадцать. Мы вместе поехали в Таиланд, учиться в Институте Бангкока. Там я познакомилась с Катариной Лосс.
– Катарина Лосс, – повторил Гвин. – Она знает. Что ты… что ты была… – он нахмурился. – Прости. Я не знаю, как это сказать. Что родители назвали тебя Дэвидом?
– Она знает, – подтвердила Диана. – Но тогда еще не знала. В Таиланде я жила как женщина, которой я и явдяюсь. Я одевалась как женщина. Арья представляла меня как свою сестру. Я была счастлива. Впервые почувствовала себя свободной, и выбрала имя, выражавшее эту свободу. Оружейная лавка моего отца всегда называлась «Стрела Дианы», в честь гордой и свободной богини охоты. Я взяла себе имя Диана. Я Диана. – Она отрывисто вздохнула. – А потом мы с сестрой отправились исследовать остров, где, по слухам, водились демоны-тотсаканы[59]
. Оказалось, что это никакие не демоны, а голодные привидения. Мы сражались, но обе были ранены. Катарина нас спасла. Спасла меня. Когда я очнулась в маленьком домике неподалеку, Катарина за нами ухаживала. Я поняла, что она видела мои раны – видела мое тело. Я поняла, что она знает…– Диана, – глубоким голосом произнес Гвин и протянул руку. Но Диана покачала головой.