– Не надо, – сказала она. – А то я не смогу договорить. – В ее глазах сверкали непролитые слезы. – Я завернулась в свои лохмотья. Попыталась позвать сестру. Но она была мертва – умерла, пока Катарина за ней ухаживала. И тогда я совсем сломалась. Я всё потеряла. Моя жизнь была разрушена. Так я тогда думала. – По ее щеке скатилась слеза. – Катарина выходила меня от ран и спасла от безумия. Я не одну неделю просидела там с ней, в этом домике. И она со мной говорила. Подарила мне слова, которых мне всегда не хватало. Тогда-то я впервые и услышала слово «трансгендер». Я разрыдалась. Я никогда прежде не осознавала, сколь многого можно лишить человека, запретив ему описывать себя теми словами, которые ему нужны. Откуда мне было знать, что я не одна такая, ведь я даже не знала, как себя называть? Я знаю, что должны быть и другие трансгендерные Сумеречные охотники, что они наверняка существовали в прошлом и существуют сейчас. Но я не знаю, как их разыскать, а расспрашивать опасно. – Старая несправедливость зажгла в ее голосе искру гнева, и он стал резче. – Тогда Катарина рассказала мне о переходе. Что я могла бы жить такой, какая я есть, так, как мне это нужно, и меня будут признавать той, кто я есть. Я поняла, что именно этого и хочу. Я поехала с Катариной в Бангкок. Но не как Дэвид. Я поехала туда как Диана. И не как Сумеречный охотник. Я поселилась с Катариной в маленькой квартирке. Я сообщила родителям о смерти Арьи и о том, что теперь я Диана. Они ответили, что сказали Конклаву, что погибла не Арья, а Дэвид. Что они меня любят и понимают, но что теперь я должна жить в мире простецов, потому что я ходила к врачам простецов, а это незаконно. Я уже не могла им помешать. Конклаву доложили, что Дэвид погиб на острове в бою с привидениями. Они подарили Дэвиду почетную смерть – смерть моей сестры. Мне жаль, что они солгали, но если им важно было носить белое по ушедшему мальчику, пусть даже его никогда не существовало, я не могла их этого лишить. Катарина много лет проработала медсестрой. Она ориентировалась в медицине простецов и привела меня в клинику в Бангкоке. Там я познакомилась с другими такими же, как я. Я больше не была в одиночестве. Там я провела три года. Я никогда не собиралась снова становиться Сумеречным охотником – слишком драгоценно было то, что я обретала. Я не могла рисковать, что меня разоблачат, выпотрошат мои тайны, станут называть мужским именем, откажут мне в том, кто я есть. Все эти годы Катарина не оставляла меня во время медицинской процедуры простецов, которая подарила мне тело, в котором мне стало комфортно. Она прятала необычные результаты моих анализов от докторов, чтобы те не удивлялись, увидев кровь Сумеречного охотника.
– Медицина простецов, – эхом отозвался Гвин. – Сумеречным охотникам ведь запрещено искать помощи у врачей простецов, разве не так? Почему Катарина просто не помогла тебе магией?
Диана покачала головой.
– Мне этого не хотелось, – сказала она. – Колдовское заклятье всегда можно снять другим заклятьем. Я не хочу, чтобы истину обо мне можно было развеять случайными чарами или проходом через неправильные магические врата. Мое тело – это мое тело. Тело, в которое я вросла как женщина, как все женщины врастают в свои тела.
Гвин кивнул, хотя Диана не знала, понял ли он ее.
– Так вот чего ты боишься, – вот и всё, что он сказал.
– Я не за себя боюсь, – возразила Диана. – Я боюсь за детей. Пока я их наставница, я чувствую, что могу как-то их защитить. Если бы в Конклаве узнали, что я сделала, что я обращалась к докторам простецов, я бы очутилась в темнице под Безмолвным Городом. Или в Базилиасе, если бы они были добры ко мне.
– А твои родители? – лицо Гвина было нечитаемо. Диане хотелось, чтобы он подал ей хоть какой-то знак. Злится ли он? Станет над ней глумиться? От его спокойствия у нее останавливалось сердце. – Они к тебе приехали? Ты, должно быть, по ним скучала.