Он представил себе, как делает это каждый день. Живет в доме, который спроектировал сам. Его дом, как и этот коттедж, был бы с видом на море. Просторная студия для него. И тренировочная комната для Эммы. Он представил себе, как он просыпается каждое утро и видит ее рядом с собой, или сидящей за столом на кухне с тарелкой хлопьев. Она сидит и мурлыкает себе что-то под нос, а потом поднимает голову и улыбается ему, когда он входит на кухню.
Волна желания — не только физического желания к ней, но и к мечте о той жизни — накрыла его, почти лишая возможности дышать. «Мечтать опасно», — напомнил он себе. Так же опасно, как и для Спящей Красавицы в ее замке, где она уснула и погрузилась в мечты, которые захватили ее разум на целый век.
Он снова присоединился к Эмме рядом с камином. Ее глаза ярко горели, она улыбнулась ему и взяла у него из рук тарелку.
— Знаешь, что меня беспокоит?
Его сердце медленно перевернулось в груди.
— Что?
— Черч, — ответила она. — Он остался там совсем один.
— Нет, он не один. Там же Центурионы.
— А что если один из них попытается его украсть?
— Тогда его ждет заслуженное наказание, — ответил Джулиан, пододвинувшись немного ближе к огню.
— Каким может быть заслуженное наказание за кражу кота? — спросила Эмма.
— Ну, в случае с Черчем, это быть его хозяином, — ответил Джулиан.
Эмма скорчила рожу.
— Если бы этот сэндвич был с корочками, я бы бросила его в тебя.
— Бросила бы и этот.
Она с ужасом посмотрела на него.
— И испортить такой вкусный сыр? Я бы никогда в жизни не испортила такой вкусный сыр.
— Моя ошибка, — Джулиан подкинул еще одно полено в камин. Счастье, такое сладкое и незнакомое, наполнило его грудь.
— Такой вкусный сыр на дороге не валяется, — заявила она. — А знаешь, что бы сделало его еще лучше?
— Что? — он присел на корточки.
— Еще один сэндвич, — она, смеясь, протянула ему пустую тарелку. Он взял ее. Этот момент был совершенно обыденным, но в тоже время это было всё, что он когда-либо хотел или о чем позволял себе мечтать. Дом, Эмма, камин и их смех.
Было бы еще лучше, если бы где-нибудь рядом были его братья и сестры, где бы он мог видеть их каждый день, где бы он мог сражаться на мечах вместе с Ливви, смотреть фильмы с Дрю и помогать Тавви овладевать арбалетом. Где он бы мог искать животных вместе с Таем, например, ловить у воды раков-отшельников, затаившихся в своих раковинах. Где бы он мог готовить грандиозные ужины вместе с Марком, Хелен и Алиной, и они бы ели все вместе, сидя под звездным небом и дыша воздухом с запахом пустыни.
Где он бы мог слышать море так, как слышит его сейчас. И где бы он всегда мог видеть Эмму. Эмму, которая была лучшей, более светлой частью его. Эмму, которая усмиряла его жестокость. Эмму, которая заставляла видеть свет там, где он видел лишь тьму.
«Но им всем нужно быть вместе», — подумал он. Очень давно его душа раскололась на части, и каждая часть жила в его брате или сестре. За исключением того осколка, который жил в Эмме, который был вплавлен в нее пламенем церемонии парабатаев и желанием его собственного сердца.
Но это было невозможно. Невозможная вещь, которая никогда не произойдет. Даже если каким-то чудом все члены его семьи переживут все события и останутся в целости и сохранности — и если Хелен и Алина вернутся к ним — даже тогда у Эммы, его Эммы, однажды будет своя семья и своя собственная жизнь.
Он думал, будет ли он ее suggenes[26]
, будет ли он выдавать ее замуж. Такое нередко происходит у парабатаев.От этой мысли у него появилось чувство, словно его изнутри пронзали лезвиями.
— А ты помнишь, — сказала она своим тихим, дразнящим голосом, — когда ты сказал, что сможешь протащить Черча в класс так, что Диана этого не заметит, а потом он укусил тебя посередине лекции о Джонатане Сумеречном Охотнике?
— Нет, не помню, — он снова устроился на полу с дневником в руке. Тепло, запах чая, жареного хлеба, свет огня отражающийся от волос Эммы вгоняли его в сон. Он был крайне счастлив и печален одновременно, и он сильно устал от того, что его тянуло в два противоположных направления.
— Ты закричал, — продолжила она. — А Диане ты сказал, что это потому что ты очень рад учиться.
— Почему ты помнишь каждый унизительный случай, происходивший со мной? — спросил он.
— Ну, кто-то же должен, — ответила она. Ее лицо было розоватым в свете огня. Стеклышки на его браслете засверкали, охлаждая кожу его щеки, когда он положил голову на руку.
Он боялся, что без Кристины рядом они будут ругаться и спорить. Что они будут злы друг на друга. Но вместо этого все было идеально. И это по сути было даже хуже.
* * *
Посреди ночи Марк проснулся от острой боли в руке. В его запястье словно вбивали гвозди.